Время ведьм

Глава 8. Должок.

35-е, месяца суховея, года 144 от основания Белокнежева.

Ночь была густой и темной, будто вылитые в таз чернила – и такой же противной. Свет желтоватой луны едва-едва пробивался сквозь толщу темных облаков, в хорошие минуты даруя минимальную видимость всего вокруг, в плохие же накрывая душной сырой темнотой с запахом хвои и редкими уханьями сов в отдалении.

В отличии от Ежи, совы были слишком умны, чтобы соваться в Чернолесье ночью. Но, в отличии от сов, у Ежи была цель.

Он прищурился, пытаясь разглядеть пространство хотя бы на пядь вокруг, и расстроенно вздохнул. Большую часть пути по лесу предприимчивый юноша прошел ранним утром и днем, намереваясь ночью тютелька–в–тютельку попасть к началу сбора, но, судя по всему, безнадежно заблудился. Гора Арамор, в простонародье звавшаяся не слишком почтительно Плешивой Пяткой, уже должна была показаться, но из-за темноты Ежи легко мог пропустить аккуратно записанные на бумажке ориентиры и свернуть не туда. От отчаяния у него закружилась голова, и Ежи присел на корточки, крепко сжимая в руках простой нож, стащенный им перед уходом с кухни матушки Орсан. Неужели все напрасно? Неужели он никогда не...

– Потерялся, милый юноша? – вдруг услышал он мягкий, переливающийся и звонкий голосок – ну, точно ручейка журчание!

– Кто здесь?! – испуганно подскочил на ноги Ежи, силясь рассмотреть хоть что-то вокруг. Как назло, луну закрыла очередная длинная туча, и в темноте можно было разглядеть очертания разве что ее самой.

Раздался смех, будто бы со всех сторон окруживший Ежи. Он почувствовал, как волосы встают дыбом и, прижавшись спиной к толстому стволу сосны, покрепче перехватил нож, чуть сгибая ноги в коленях, готовый отразить атаку с любой стороны, откуда бы она не явилась.

Но атаки не последовало. Вместо этого неизвестная... Запела.

Ежи совершенно не понимал слов, но столь нежным и мелодичным был голос, столь красиво само пение, так ровно выводила незнакомка песнь, и дрожал то от слез, то от счастья ее голос, будто волынка, выводя незнакомые Ежи слова и имена, что руки юноши сами собою опустились, а пальцы ослабели. Нож бесшумно упал на землю, но он этого даже не заметил.

Голос умолк. Неожиданно вокруг резко посветлело, и Ежи закрыл ладонью глаза от испуга, пытаясь проморгаться. Он вскинул голову вверх, и рот его сам собой открылся от изумления. Туч как не бывало, не осталось и крохотного облачка, а на теплом, синем небе мягко светила золотом монета луны.

Он торопливо закрутил головой, пытаясь отыскать незнакомку, но вокруг него никого не было.

Раздался смешок.

– Посмотри вверх! – подсказал все тот же дивный голос. Ежи послушно задрал голову и не смог сдержать восхищенного выдоха.

Прямо на ветке, будто яркая сойка сидела девушка. «Не девушка», – поправил себя Ежи. – «Ведьма». Длинные, завивающиеся красивыми волнами, золотые волосы, длиннее ее самой, спадали едва ли не до земли, ярко-голубые очи смотрели насмешливо и прямо – не чета горским девкам, упирающим взгляды в пол едва на них взглянешь! Надето на ней было что-то вроде длинного алого шелкового шарфа, обвивающего бедра, он спиралью оборачивал ногу и свободной материей ниспадал вниз вместе с волосами, а выше... Ежи сглотнул. Выше ничего не было. Пряди волос едва-едва прикрывали мерцающую, в свете луны, гладкую кожу, но совершенно не касались тяжелых аккуратных полушарий грудей с небольшими тугими сосками, которые ведьма даже не пыталась прикрыть. Стыда она, по всей видимости, тоже не испытывала.

– И что же привело тебя в мой лес? – спросила ведьма, покачивая ладной ножкой, с любопытством наблюдая за побуревшим от смущения лицом юноши. – Неужто ищешь здесь кого?

– Я шел к Плешивой Пятке, – старательно глядя на... на... «Кор-по мынгтай,[1] куда смотреть-то?!», ответил Ежи. – Говорят, там нынче в полночь шабаш будет.

– Будет, – согласилась девица, потягиваясь, отчего взгляд Ежи вновь скользнул на пышный бюст. – Да только попасть туда только тот, кого пригласили, может. У тебя есть приглашение?

– Нету... – растерялся он. – Я думал, просто приду, найду самую главную ведьму, и...

– И что? – заинтересовалась девушка.

– Сделку предложу.

Ведьма расхохоталась. Искренне, откровенно, до слезок в уголках дивных очей, которые тут же утирала унизанными перстнями пальцами.

– Чего же ты хочешь, юнец?

Решив не обращать внимание на почему-то обидное звание, Ежи сжал кулаки и выпалил:

– Хочу стать самым главным!

– Самым главным?

– Да, чтоб мне все повиновались! Чтоб денег у меня много было да девка, какую ни пожелаю... Чтоб дом был богатый, а в подвале сундуки с золотом да каменьями драгоценными и шуба золотым шитьем целиком украшенная!.. Чтоб слуг много было! Чтобы почет и уважение, и чтобы враги от одного имени моего трепетали! Чтобы жил долго, да не брала меня немощь старческая, хочу!

– Много чего хочешь... И что же у тебя есть такого, что может заинтересовать Верховную?

– Как что? Душа.

– Душа–а–а–а? – протянула ведьма и, вдруг спрыгнув со своей ветки, встала на покрытую колючей хвоей землю босыми ногами, и подошла-подплыла к юноше. Позади нее по земле стелились волосы, будто бы золотой плащ.

Вблизи она казалась еще прекраснее. Ежи замер, глядя на воздушную красавицу, позабыв даже, как дышать, и почти не почувствовал, как его подбородок сжали холодные жесткие пальцы, поворачивая голову из стороны в сторону, осматривая, будто кобылу на ярмарке. Разве что в зубы не заглянула.

– Душа? – вновь насмешливо переспросила ведьма, и отпустила подбородок Ежи, брезгливо подув на изящные пальчики. – А нету у тебя, души той. Пустой ты.

‍ – Как – нету?! – обомлел тот. – Куда ж она подевалась!?

– Откуда мне знать? Может, продал ты ее уже кому, али заложил? Трепался где-нибудь в кабаке, мол душу отдам за стаканчик браги, а она – хлоп – и улетела, зато брага появилась! Может, сделал что-то такое, чего сама душа ужаснулась и тебя покинула, она, душа-то, суть материя невесомая, из чистейшего дыхания Бога да Богини сотворена, и грязи не терпит, отмирает как гнилой росток... А, может, ты и вовсе без души родился. Говорят, рождаются иногда звери в людском обличии, и узнать их можно по пустоте черной на месте, где сияние божественное должно быть... Так или иначе, – заключила она, – ежели тебе нечего более предложить Верховной, иди домой, нечего тебе здесь делать.

С этими словами она легко, будто перышко воспарила вверх, собираясь улететь, но Ежи успел схватить ее за длинный шарф, останавливая, и тут же зашипел, отпуская и дуя на руку – алый шелк в мгновение ока обратился огнем и обжег пальцы.

– Стой, погоди! – закричал он. – Все, что хочешь тебе отдам, только исполни то, о чем прошу! Что хочешь, слышишь, бери, что хочешь... Верховная!!

Ведьма замерла. Потом провела рукой по лицу и улыбнулась, зловеще, жутко, так, что Ежи мгновенно вспомнил, где он, собственно, находится, и отчего даже зверье не спешит заселять Чернолесье.

На мгновение луну будто бы закрыла особенно темная туча, а когда рассеялась, Ежи вскрикнул, отступая назад на несколько шагов, и споткнулся, падая на спину, пытаясь в ужасе отползти подальше. О том, чтобы встать, речи не было: ноги дрожали так, что нести не слишком тяжелого юношу категорически отказывались.

Дивной красавицы как не бывало. Вместо этого перед Ежи стояло чудовище: трехметровое, тощее, почти безволосое, лишь кое-где на теле – короткие жесткие кустики шерсти, с огромной, как у лягушки, пастью, полной зубов, которые лезли во все стороны. Оно злобно смотрело на юношу маленькими желтыми глазками. Сухие, будто два пустых мешка, груди болтались едва ли не до колен, перевязанные по всей длине золотой проволокой, алая повязка обернулась грязной тряпкой, изящные перстни – огромными гноящимися нарывами.