Время ведьм

Глава 7. Виновница.

32-е, месяца грозец, года 387 от основания Белокнежева.

Крогенпорт. Утро.

– Приходите еще, пане! – Прежде чем дверь захлопнулась за его спиной, услышал он веселый голос одной из сестер Драго, как и все в этом городе, почему-то игнорирующей официальное обращение к церковникам. Удивились его статусу они, впрочем, вполне натурально, и безо всякого страха согласились на разговор, но чуял, чуял Франциско какой-то подвох. Увы, как ни крути, девицы на ведьм не тянули. Пока Зембицкий расспрашивал ее о Холеве, он целенаправленно рассеял в девицах колдовство. Не вокруг них, а прямо в теле, как обычно делают инквизиторы, когда желают предотвратить наложение какого заковыристого заклинания, а то и проклятия. Обычную ведьму, чародея, да и веду, что посильнее, уже бы в судороге скрючило, а эти даже не вздрогнули. Видимо не врут Крогенпортские источники – сил у сестер и впрямь мало. Так мало, что и колдуньями их считать зазорно.

Зембицкий вышел вслед за Франциско, и остановившись на пороге, неожиданно вытащил откуда-то из потаенных карманов яблоко. В отличии от столичного инквизитора расследующего особо подозрительные дела по всему Белокнежеву, Зембицкий числился за городской управой, а потому носил не кожаную броню, в которой и ехать легче, и движений не сковывает, а весьма неудобный, на взгляд Ваганаса, железный доспех с символами принадлежности к церкви и городской страже, что указывало на то, что работает он с преступлениями, в которых замешано колдовство. Причем, работает, по всей видимости давно – ковался доспех явно по коренастой фигуре Зембийкого, а потертости указывали на весьма почетный возраст обмундирования. Где в таком можно прятать еду Франциско не имел понятия, а потому подозрительно осмотрел инквизитора еще раз. Придя ко мнению, что яблоко тот укрывал либо в гульфике, либо в шлеме, понадеявшись на последний вариант, он также приостановился, оглядываясь по сторонам.

В переулке никого не было, даже ставни борделя напротив и те благочестиво прикрыты. Но оно и понятно, блудные девы наверняка начнут работать ближе к ночи. С одной стороны, примерно через полсотни метров дорогу перекрывал потрескавшийся задний фасад глухого дома. Тупик. С противоположной стороны, виднелся выход на площадь Семи Висельников, но до той идти дольше раза в два. Мимо переулка то и дело мелькали прохожие, но в сам переулок не заглянул ни один. Казалось, даже солнце избегало этого места. Несмотря на то, что едва миновал полдень, в переулке было сумрачно и сыро. И как эти сестры только не прогорели со своей таверной?

Зембицкий, тем временем, с явным удовольствием шумно вгрызся в сочную и хрусткую мякоть плода. Яблочный сок потек по его подбородку, но инквизитора это ничуть не обеспокоило. Нетерпеливо кивнув Франциско, будто бы это он их задерживал, и не потрудившись целиком прожевать то, что было в его рту, он заговорил первым.

– Ну, и каковы ваши выводы, Ваганас?

Франциско поморщился и отступил на шаг в сторону – попасть под летящие изо рта коллеги брызги яблока совершенно не хотелось.

– Если и врут, то врут на удивление складно, – сдержанно ответил он. – В целом, ничего подозрительного не вижу. Заключение инспектора Вуйцика следует еще проверить, но квитанция об уплате двадцати шести злотых штрафа настоящая, магическую печать Министерства Финансов, насколько мне известно, подделать невозможно. Что же касается пани Холевы…

– А, вам тоже показалось подозрительным, что они на словах ее хвалят, а на деле кривятся?

– Насколько я понял специфику их заведения, молодая красивая панна должна вызывать здесь к своей персоне как минимум, хм… Излишнее внимание.

– Что вы имеете ввиду, Ваганас? – наконец дожевав яблоко, и бездумно бросив огрызок прямо под ноги, уточнил Зембийкий. Они вышли из сумрачного переулка, и Франциско почти с облегчением ощутил на лице касание солнечных лучей.

– Подумайте сами. Вы видели сестер? Какое у вас сложилось о них первое впечатление?

– Страхолюдины, – честно признался Зембицкий, уверенно ведя Франциско мимо редких лотков с подгнившими овощами и откровенно попахивающей тухлым рыбой, расставленных прямо рядом с виселицей. Лоточники провожали их недобрыми взглядами, словно стараясь оценить, что тут понадобилось законникам, но приставать со своими товарами, на их счастье, не пытались.

– Именно так и подумает любой, случайно забредший в таверну посетитель, – согласился Франциско, отмахиваясь от назойливой стрекозы, крутившейся у его носа. – А между тем, если присмотреться, под слоем сажи и обилием грязных патл можно заметить весьма молодые лица. У той, что потемнее, Руты, я заметил удивительно правильные черты лица, будто у нее в предках затесались аристократы. Я бы сказал лаорийские или даже сарконские, для белокнежевских уж больно смугловата. Понимаете, к чему я веду?

– Они от кого-то прячутся?

– Вряд ли. Скорее, они просто подстраиваются под окружающее их общество. Кого заинтересуют две страшные старые девы, пусть и ворожеи, но судя по всему слабосилки, обитающие в таверне у беса на рогах? Насколько я понял, в районе, где собираются отбросы общества, они не слишком-то выделяются. А теперь подумайте, что будет, если бы в этом округе таверной заправляли сестры–красавицы?

– От проблем бы не продохнуть было, – кисло кивнул Зембицкий, по всей вероятности начиная терять терпение от пространственных рассуждений коллеги. – Значит девица им была неудобна. Ну да, они же упомянули, что к ней не раз приставали посетители. Прогнать же они ее без веской причины не могли, влупили бы очередной штраф за уклонение от гражданских обязанностей, и в назидание прислали еще десяток студиозусов. Ну и что с того? Холева-то жива–живехонька. Не вижу связи. Причем тут кончина пана Конопки?

‍ – Не знаю, – признался Франциско. – У меня чувство, что мы что-то упускаем. Какой-то кусочек витража, без которого не получить цельное изображение. Интуиция мне подсказывает, что что-то с этими сестрами нечисто, хоть оснований так полагать и нет.

Зембицкий призадумался, машинально ощупывая доспех там, где должен был прятаться мейтриновый амулет, но тут же мотнул головой.

– Вы с любым в этом округе поговорите, Ваганас, ваша интуиция просто взвоет, – скептически произнес он. – Поверьте, я тут всю жизнь живу. Это Блошиный, тут честный люд не селится, а если селятся, то быстро перестают таковыми быть. Быть может сестрички гонят «Иоланту» в подвале, или еще что незаконное толкают… Я бы, если честно, не удивился. Можете черкнуть про то в рапорте, однако советую оставить разбираться с этим управе. Поверьте, они много лет разгребают блошиный гадюшник, и пришли к выводу, что иногда проще не лезть, а то живо по углам растащат[1]…

– Простите?

– Не обращайте внимания, местное выражение. В общем, если своим вмешательством сорвете управе какое-то крупное дело, они не обрадуются. – Зембицкий бросил взгляд на клонящееся от зенита солнце, и кивнул в сторону виднеющихся невдалеке, за мостом, перекинутым через холодные воды Тьмы, огромную металлическую арку с кузнечной наковальней на вершине – символическую границу, отделяющая Блошиный округ от Стального. – Предлагаю пообедать, и дальше двинуться к пани Конопке. Уж ей точно должно быть известно, что планировал перед смертью ее муж.

– Согласен, эти показания должны прояснить ситуацию. Вы же, насколько я понял, ее не допрашивали?

– Увы, пани слегла от известий о смерти мужа, и еще пол декады назад металась в горячке. Сейчас должна бы уже идти на поправку.

– Что ж, придется ее побеспокоить. Где она проживает?

– В округе Садов, семнадцатый дом по улице Вишен. Но сильно на нее не давите Ваганас, пани на сносях, так что… Аааа, чтоб тебя!!!