Время ведьм

30–ое, месяца грозец, года 387 от основания Белокнежева.

Крогенпорт.

После утренней службы к отцу Бартоломею, молодому церковнику главного городского собора, подошла одна из прихожанок. Кажется, новенькая. Во всяком, случае раньше он ее не видел. Девушка скромно опускала большие зеленые глаза и крепко сжимала в руках серебристую миртовую ветвь – символ веры и богини Вар'Лахии.

– Простите, святой отец, могу я вас спросить? – робко начала девушка и замолчала, поправляя выбившуюся из-под платка прядь светло-русых волос.

– Что такое, дочь моя? – приободрил ее Бартоломей. Он знал, что его густые брови часто вносят смуту в неокрепшие умы юных прихожанок.

– Я немного не поняла одно место в молитве, не могли бы вы пояснить? Вот там говорится, что руки должны быть чистыми, а я ведь, святой отец, готовлю много. Руки вечно то в золе, то в муке, то в потрошках, – ну сами знаете.

Бартоломей несколько опешил.

– В потрошках?

– Ну да, о чем и речь! Вот потрошила я давеча рыбу, так кишки потом два дня не могла из-под ногтей вычистить, а уж пахнет до сих пор. Понюхайте!

Девушка сунула ладошку прямо под нос церковнику, будто для поцелуя подала. Тот несколько отпрянул – от неожиданности и от запаха рыбы.

– Убедились? Это я еще руки помыла. А если не помою, то что ж? Не попаду в Светлую Хату Богини?

– Пресветлый Чертог, – назидательно поправил Бартоломей.

– Ну да, ну да. Так что ж, у нее там в Хате рукомойника нету, что ли? И всем немытым путь туда заказан?

– Дитя мое, – успокаивающе поднял ладони церковник (пытаясь заодно тактично разогнать рыбий дух, так и стоящий в воздухе), – в молитве Богине имеется в виду вовсе не телесная чистота. Это всего лишь метафора.

– Ась?

– Иносказание, – терпеливо перефразировал Бартоломей, но, кажется, понятнее не стало. – Образ, если угодно.

Девушка важно закивала.

– Имеется в виду, что руки твои от греха всякого чисты должны быть, да от злодеяний.

– Каких деяний?

– Злых. Ибо сказано же в Белой книге, что те, на чьих руках кровь невинных будет, канут во Тьму вечную, и не видать им никогда Пресветлого Чертога...

– Погодите, – испугалась девушка, – так а я курицу третьего дня зарубила – кровь хлестала так, что и петух от разрыва сердца на месте помер...

Бартоломей так живо представил описанную прихожанкой картину, что и сам чуть не отправился вслед за петухом.

– То животных кровь, для пропитания умертвляемых, а потому за грех не считается.

– Так петуха-то мы есть не стали, – уставилась прихожанка на святого отца своими большими глазищами. – Там и прикопали под кустом. А что, съесть надо?

– Не надо никого есть, дитя мое! – еще сильнее побледнел Бартоломей, представив, как почти разложившуюся тушку выкапывают и подают на стол. Духовный наставник всегда ругал его за чересчур буйное воображение. – То случайность была, прощает Богиня тебя за это.

Девушка на минуту задумалась, шевеля губами, а потом снова встрепенулась.

– Но ведь людей, бывает, казнят! Вон на той декаде градоправитель велел повесить Стефана Косого да отрубить голову Казимиру Рябому. Что ж он теперь, в Хату не попадет?

– В Чертог, дитя мое, – уже строже поправил ее церковник. – И ты забываешь про невинность. Те люди лихие были, и участь такую преступлениями своими заслужили. Сколько невинных душ Стефан Косой загубил? Вот потому-то и полетела его голова с плеч...

– Да нет, вы перепутали! Это у Казимира голова с плеч, а Стефана повесили!

– Эмм, да, как скажешь, – вконец запутался Бартоломей. – Главное, что участь их заслуженная была, так градоправитель по закону нашему рассудил.

– А ежели закон ошибся и их несправедливо осудили?

– Тогда Богиня им по справедливости воздаст. Ее закон, он превыше человеческого будет.

– Вы такой умный, святой отец! – восхищенно воскликнула девушка. – Наверняка, много где бывали и с учеными людьми беседовали.

– Что ты, дитя мое, я всю жизнь в нашем Крогенпорте прожил, но умные люди и здесь встречаются.

– Ну точно! – обрадовалась девушка. – Вот к нам недавно инквизитор заходил, с папенькой беседовал о таких умных вещах, что страсть! Я и не поняла почти ничего. Так он славный был, пирог мой с рыбой похвалил и рецепт попросил даже.

– Чудесно, дочь моя, – сделал было попытку прервать прихожанку отец Бартоломей, но куда там!

– Только, святой отец, – широко распахнув глаза, тараторила та, – я ж ему неправильно сказала! Там два яйца нужно класть, а не три, а молока, наоборот, побольше. Может, вы ему передадите? Имя у него такое еще было, ненашенское… Фридрих или Фрэнсис… Франциско, вот! Передадите?

– У нас нет инквизиторов с таким именем, дочь моя, – покачал головой святой отец.

– Правда? – расстроилась девушка. – Неужели, я неверно имя запомнила? Или не инквизитором он был? Так ведь с мечом!

– Меч не только инквизиторы носят, но я не знаю никого с таким именем. Не печалься, дочь моя, злого умысла у тебя не было. Богиня отпускает тебе твои грехи, а теперь иди и помни молитвы.

Проводя прихожанку взглядом, Бартоломей украдкой сунул за щеку одно из многочисленных съедобных подношений Богине (а что, чай она там, в Хате, то есть – тьфу, проклятая девица – в Чертоге, не обеднеет) и направился в свою келью, дабы посвятить час молитве или раздумьям (как было предписано Уставом), а точнее – праведному сну (как того требовал молодой организм). И хорошо, что в его келье не было окон, не то бы он увидел, как давешняя прихожанка разматывает платок, лохматит и без того растрепанную шевелюру и с наслаждением закуривает серебристую трубку.

– Как вам понравился Блошиный округ, инквизитор Ваганас? – раздался из-за спины насмешливый голос.

Франциско, который как раз выполнял данное себе обещание тренироваться с мечом, резко развернулся, и кончик лезвия почти уперся в грудь Зембицкого, не пошевелившего при этом ни единым мускулом.

– Вижу, очень понравился, раз вы за оружие с утра пораньше хватаетесь, – хмыкнул крогенпортец, аккуратно отводя лезвие, а после доставая из ножен собственный меч. – Не желаете?

Франциско кивнул. Сталь лязгнула о сталь, противники на несколько мгновений сцепились клинками, проверяя силу друг друга. Зембицкий надавил, пытаясь выполнить захват, Франциско плавно высвободил клинок и отступил, выжидая.

– Попробовали экзотическую кухню? – полюбопытствовал крогенпортец, медленно обходя противника по кругу и выискивая слабые места в его обороне.

Франциско молча кивнул, осторожно поворачиваясь корпусом и внимательно следя за Зембицким. Тот сделал ложный выпад и молниеносно отпрянул назад, готовясь отразить контратаку, но Франциско на провокацию не поддался.

– Посоветуете что-нибудь? – Зембицкий на секунду расслабился и будто бы перестал следить за оппонентом, но тут же резко подобрался и стремительно атаковал серией рубящих ударов.

Франциско защищался, старательно отбивая все удары и даже не пытаясь финтить, пока противник, начавший уже испытывать досаду от такого скучного поединка, не решил завершить его одним мощным ударом, отбить который было бы весьма непросто. Франциско и не подумал отбивать, ловко уклоняясь в сторону, после чего приставил кончик меча к боку Зембицкого, не успевшего после атаки принять защитную стойку. Тот поднял руки в знак поражения и ухмыльнулся.

– Советую туда наведаться, – спокойно ответил Франциско, будто их беседа и не прерывалась и убрал меч в ножны.

– Зачем? Неужто до такой степени понравился местный пирог? Вы бы поосторожней – в Блошином мясо может иметь не самый приятный источник.

– Вы знали, что сестры, которые держат таверну, – веды? – спросил Франциско, игнорируя подначивания.