Страница 26 из 95
– Опару уже поставили?
– Пока нет. Видишь, Карлуша буянит.
– А ты его покормила?
– Ты же его обычно кормишь!
– У меня что, других дел нет?
– С деревьями обжиматься?
– Травы собирать тебе на притирки, лентяйка!
– Ну а перед этим могла бы и покормить, раз он такой нервный!
– А кто виноват, что он таким нервным получился?!
– А кто его вообще решил завести?!
– А кому понадобился помощник?
– А кому – особо редкая печень?!
– А кто предыдущего уморил?!
– А какого вообще хе...
– Гхм–гхм, – откашлялся кто-то сзади, и ведьмы синхронно обернулись на звук, торопливо погасив горящие взгляды. Позади них, все еще дрожа, встал на карачки Карлуша, и, не рискнув подняться во весь рост, со всей возможной скоростью улепетнул во двор – таскать заказанные дрова и на всякий случай даже ставить опару – всю, что найдет.
Возле входной двери, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и не отрывая испуганного взгляда от рванувшего через окно «клиента», стояла молоденькая девушка, теребя в руках какую-то бумагу. Бумага такого неуважительного отношения категорически не одобряла, выражая это возмущенным миганием магической печати и, время от времени, протестующим писком.
Девушка была примечательная: молодая, из тех, о которых говорят «молодая да ранняя», имея в виду не остроту ума, а исключительно внешние данные. Нежная розовато-белая кожа лица – ни оспины, ни прыщика, чистый алебастр! – тщательно собранные спереди блестящие светлые волосы оканчивались аккуратной косичкой на затылке, лежащей на пушистом облаке распущенных волос, большие голубые глаза с длинными пушистыми ресницами и красные безо всякого кармина губы. Завершала впечатление осиная, очевидно сильно перетянутая в раннем детстве корсетом, талия, тонкие длинные пальчики и выдающийся бюст – ну чисто сочный персик в человеческом обличии!
– Я... Это... – пролепетала девушка. – Того...
– Ты того? – удивленного переспросила Шайн, стягивая платок. Непослушные волосы, выпущенные из плена, радостно приняли естественную форму – то бишь встали дыбом.
Девушка икнула.
– Того – это не к нам, – нравоучительно проговорила Рута, поднимая вверх палец. – Это тебе, милая, нужно к пани Левковиц, она лечит и от того, и от этого...
– И даже растудыть! – вставила Шайн, приглаживая особенно стойкую прядку за ухо и скидывая накидку. – А у нас – если только покушать для храбрости, но придется подождать, мы еще не открылись даже, а кое-кто даже опару не постави... ла.
Рута возвела очи горе, выражая свое отношение к бесовой опаре, гребаному собору, психованной статуе, нервному Карлуше, чересчур робкой девице и всем соседям сразу.
– Нет, я по другому поводу, – пискнула девушка. – Меня к вам направили... Вот, – с этими словами, она протянула сестрам бумагу.
Первой схватила листок Рута. Быстро пробежав глазами по тексту, ругнулась и вновь принялась читать, на этот раз более внимательно.
– Может нам повесить колокольчик на дверь? – отвлеченно обратилась к ней нисколько не встревоженная сестра, задумчиво почесывая острый подбородок. – А то врываются без предупреждения постоянно кто ни попадя...
Уличенная в сем «неприличном» поведении девица покраснела и, за неимением лучшего, принялась теребить край плаща. По всей видимости, столь нехитрое занятие ее успокаивало.
– Нет, это ни в какие ворота! – вдруг возмущенно возопила Рута, потрясая бумагой. – Они там совсем опаскудели что ли?!
– Что там?
– На вот, почитай!
– «Глубокоуважаемые...» Ох ты ж, когда это мы с тобой глубокоуважаемыми заделались? – хихикнула Шайн и продолжила читать. – «... панны Драго...», так бла–бла–бла, ерунда, осторожная лесть, а вот тут уже откровенная... Итить – мяско отколотить! Намекают на вмешательство церкви, ежели не... Угрозы по налоговой части, пффф... Увиливаем от гражданского долга?! О! «Направляем к вам для обязательной практики студиозуса VI курса Марту Холеву сроком на один месяц для углубленного изучения кулинарно-самобытных аспектов бытовой ведовской волшбы...» Что?! Как он ее назвал?!!
– На месяц!
– Кулинарно-самобытных! Каких еще кулинарно-самобытных?! Они что, про вед только в детских книжках читали?
– Целый месяц, едрить тебя в Карлушу! Да ее тут с потрохами сожрут!
– Кулинар... Посмотри-ка кто там отправитель! Я ему покажу, самобытность кулинарии, поварешкой да по бубенчикам!
– Она не может тут оставаться месяц! Да отправить ее сюда – само по себе – особо изощренное убийство! Эх, милая, чем ты так не угодила этому своему... Пану Конопке?
– Ужо конопки-то он как раз-таки и не досчитается, имей в виду... Прислал мне тут какую-то холеру на кухню!.. Ты меня вообще слушаешь?!
– Конечно же нет, отправим отказ, и...
– Эй!!!
– Простите, – пискнула Марта. – Пожалуйста, панны, не гоните меня, мне необходим этот зачет! Я буду очень полезной, очень–очень, обещаю!
Ведьмы переглянулись. Потом одна фыркнула и, смяв бумагу, швырнула ее в камин. Пламя ярко вспыхнуло, магическая печать пропищала что-то откровенно матерное на всеобщем цвергском и расплавилась.
– Тебе сколько лет, холера? – спросила Шайн.
– Семнадцать.
Ведьмы синхронно фыркнули, плюнули в разные стороны и, повернувшись к девушке задами, зашушукались.
– ... Сожрут!.... И ... В того!
– Да как ты.... Если... Прахом пойдет!
– Да... преувеличиваешь!
– Незаметными! ...
– ... девиц не способствуют...
– А кто...
– Да задолбала ты с меню!
– ... шесть! Двадцать шесть, даже Карл охре...
– Да пусть... И тут... Травы... Растудыть!..
– Но… Итить... Ладно.
Ведьмы повернулись к панне Холеве, по мере беседы все больше и больше бледнеющей, и, неодобрительно оглядев хрупкую фигурку, по очереди тяжко вздохнули.
– Не было докуки... – проворчала Рута
– Иди поставь уже опару! И останови Карлушу, а то всю кухню нам дровами завалит. Так, девица, – повернулась к оной Шайн. – Наверх не ходить, вниз не ходить, увижу – самобытно сварю. На кухню не соваться. Переодеться можешь в сенях, передник я тебе дам, об остальном думай сама. Руки чтобы мыла с мылом каждый раз как в сторону еды посмотришь, да чтоб ни в носу, ни в заду не ковырялась при гостях!
– Я не...
– Будешь разносить еду посетителям, да поаккуратнее, не разлей. Денег мы тебе не дадим, но накормим, и каждый день я или сестрица моя будем уделять тебе по полчаса, чтобы ты описала там в своей работе, – тут ведьма громко скрипнула зубами, – кулинарно-самобытные аспекты бытовой волшбы.
– Спасибо, панна!
– Приходить к шести, уходить с последним посетителем, не устраивает – проваливай. Поняла?
– Конечно, госпожа ведьма!
– Что?! Как ты меня назвала?!
– Ой, простите, панна! Простите, я оговорилась, я не...
– Меня и сестрицу мою звать просто – глубокоуважаемая госпожа Драго.
– Конечно, глубокоуважаемая госпожа Драго! Всенепременно, глубокоуважаемая госпожа Драго!
– Нет, замолкни, меня это раздражает. Просто – панна Драго.
– Хорошо, панна Драго!
– И чего расселась?! Живо сняла плащ да помыла руки! Начнешь сегодня, я тебя тут лишний день терпеть не намерена!
Марта мышкой метнулась в прихожую, на ходу стягивая плащ.
В сенях было прохладно, холоднее даже, чем на улице. Девушка поежилась, обхватывая себя за локти руками, и тоскливо поглядела в грязное узенькое окошко, ведущее на только-только просыпающуюся улицу.
Ведьма была не так уж не права. Пэр Конопка, или господин декан факультета Предметной магии, ведущий курс алхимии, положил на нее глаз еще в начале сего года, когда она, разрумянившаяся и пополневшая в груди да заду на деревенских домашних харчах так, что ни одна мантия не налезла, вернулась с каникул вместо плоской щепки фигуристой девицей. Сначала в ход шли намеки и надушенные записочки, которые девушка со смехом выкидывала в магическую урну – хлоп! – и нет как нет вонючей бумажки. Потом в дело пошли цветы и неуместные подарки, которые Марта возвращала с просьбой ее по этому поводу не беспокоить. Но когда декан ввалился в ее комнату в общежитии, пошла жаловаться к пану ректору.