Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 95

Кася долго без движения сидела у окна, глядя на пустую улицу, а ветер гонял для нее по дороге пожухлые, мокрые листья, оставшиеся с прошлой зимы, да чью-то забытую соломенную игрушку с глазками–пуговками. В конце концов, окончательно раззадорившись, он принялся гнуть деревья и поднимать с улицы снег, словно хвастаясь перед подругой своею силой, и Кася счастливо улыбнулась, ободряя его на продолжение. Она не позволит им убить себя. Все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет…

Она совсем не ждет, что распахнется дверь и ворвавшись в камеру ее спасет охотник. Она совсем в это не верит...

Уже перед самым рассветом, наконец решившись, она стянула с плеч теплый платок, а затем и пальто. Мороз мгновенно пробрал до костей, но ведьма не обратила на это внимание. Подкатив к металлическим прутьям с кривыми нашлепками мейтрина чурбачок, который заключенные использовали для сидения, она накрепко повязала край платка на верхнюю ячейку клетки. Потом завязала нижний петлей, деловито примерила, и перевязала повыше. Бросила взгляд на пол, и кивнув, снова развязала, чтобы завязать уже на своем горле. Постояла немного, собираясь с духом, и попросив Дэгрун проводить ее в хорошее место, ступив с чурбака ушла во Тьму.

Последней ее мыслью было, что зря она все же вчера не надела платок с подснежниками и огурцами. Было бы красиво. Хоть и странно.

Казик был бледен и молчалив. Словно постарев и потемнев ликом за одни сутки, он молча наблюдал за происходящим. Франциско то и дело бросал на него обеспокоенные взгляды, но ничего не говорил, убеждая себя в том, что с ним все будет в порядке, а значит в ученике говорит юношеская впечатлительность, из-за которой тот в кратчайшие сроки и надрался вчера в трактире как свинья. Кто вообще придумал эту чушь про любовь? Поэты да менестрели, зарабатывающие свой хлеб на недалеких глупцах, верящих, что добросердная Лирея для каждого припасла «того самого» человека, с которым рука об руку можно войти в Светлый Чертог, и не расставаться более ни в одной жизни. И узнать его можно именно так – влюбившись с первого взгляда. Чушь какая.

Касию, впрочем, вряд ли ожидал Пресветлый Чертог. Посмертие Вар’Лахии принимает к себе честных и любящих, справедливых и свободных. Для самоубийц приготовлены места похуже. Гораздо хуже.

Тело девушки вынесли утром. Посиневшее, с уродливо высунутым языком и выпученными глазами тело Касии смерть изуродовала до неузнаваемости. Если не знать наверняка, то догадаться, что это она почти невозможно. Почти. Франциско деловито осмотрел тело, и подтвердив смерть, на всякий случай обезглавил его. Приказав похоронить голову отдельно от тела, а лучше сразу все сжечь, чтобы чего не вывелось – тела ведьм частенько становятся нежитью, он взял курс к аптеке.

Госпожа Базилик испарилась. Стража, что отправилась ее арестовывать, вернулась с пустыми руками, и инквизитор не поленился съездить сам. Однако след гадалки взять не удалось. Вещи ее лежали нетронутыми, друза с голубоватым кварцем сиротливо покоилась на столе, но веды нигде не было видно. Оставив указания следить за домом и опросить соседей, Франциско отправился в аптеку, когда его нагнал посыльный от городского головы с просьбою встретиться.

Казик с ним не говорил. Если его ответ все же требовался, он отделывался короткими фразами и вновь замолкал. Франциско медленно начинал закипать в ответ на столь упорное нежелание ученика признавать собственную некомпетентность, но пока держал себя в руках. Успеется. Пусть обдумает. А он, Франциско обдумает как бы помягче донести до него необходимость восстановиться и отточить навыки в Стале. То, что ученик воспримет такой «позор» в штыки, сомнений у него не было.

– Пан инквизитор, я все понимаю – ведьма, но нельзя ли как-то... Потактичнее! – горячился городской Голова, то и дело пытаясь начать отчитывать мастера, будто неразумное дитя.

– Тактичнее? – приподнял брови тот. – У вас десятками мрут люди, а вы просите меня быть тактичнее с ведьмой? Быть может, вы желаете пройти проверку лояльности к церкви? Уверен, ваш городской пастырь охотно выслушает вашу исповедь.

– Не передергивайте! – отрезал глава. Его жена, все так же молчаливо, как и в прошлый раз, опустив глаза стучала спицами, решив, по всей видимости связать шарф знакомому огру, ибо для человека подобное чудовище из шерсти и петель явно было большевато. – Без суда и следствия вы приговорили молодую девицу! Где доказательства?! Где подтверждение!? А свидетели!? Откуль мне знать, что она вам просто не дала!? Ей и двадцати не было! А теперь она удавилась – из-за вас! А у меня на пороге с утра люд ошивается, вопрошая какого ляда я не защищаю своих людей, и что мне ответить!?

– Вы сомневаетесь в моей компетенции? – сухо ответил Франциско, и вдруг – встал.

На миг он словно бы заполнил собою всю комнату. Голос мастера звучал тихо, но Голова разом побледнел и замолчал, глядя на него испуганными глазами. Даже Казика пробрало, хоть ему уже и доводилось видеть мастера в гневе. Он вдруг почувствовал как его ладонь сжимает маленькая ручка, и обернулся. На него серьезно, с каким-то недетским интересом смотрела младшая дочь городского Головы, а потом вдруг ободряюще улыбнулась.

– Вы забываете, – очень спокойно и четко, что свидетельствовало о крайней степени ярости, тем временем говорил мастер Мигель – что какой бы пост не занимали вы, ваша местная власть или любой из граждан, столпившихся за вашим порогом, я сейчас здесь – суд. И я же – высшая власть. Я сам и доказательство и свидетель. И если я говорю, что нашел ведьму, то я в этом совершенно уверен. Мне нет дела какой невинной и благочестивой она казалась вам, поскольку ведьмы – коварное отродье Дар’Тугу – бога тьмы и обмана. Мое слово истинно, и я говорю, что поймал ведьму, а значит так оно и есть.





– Но вы поймали не ту! – Воскликнул пан Сибор тонким голосом.

– Не ту, – легко согласился мастер. – Но вы же не думаете, что в вашем городе может существовать только одна ведьма?

– Да как вы...

– Хватит, муж мой, остынь, – пухлая женская ручка вдруг обхватила раскрасневшегося ставленника власти поперек груди, успокаивающе поглаживая. – Пан инквизитор прав, он в своем праве. И разве честь и совесть инквизиторов хоть раз подвергались сомнениям?

Скажи она это немного другим тоном, и можно считать издевкой, но женщина говорила искренне, и Франциско оценил ее дипломатичность.

– Госпожа, – слегка склонил голову он, выражая уважение ее словам, и вдруг заметил на ее руке следы. – Что с вашей рукой?

– О, ничего, пан инквизитор, просто обожглась, – она нервно одернула рукав, и собиралась уйти, но Франциско схватил ее за руку и бесцеремонно обнажил запястье.

На руке женщины был ожог, и не случайный. Три линии, две параллельные, и одна сверху, перевернутой галочкой. Словно толстая стрелка. Кожа была красной и воспаленной, ожогу нет и пары дней. Будто кто-то специально взял лезвие, раскалил и четырежды приложил к руке женщины. Что-то это ему напоминало, но что... Где он мог видеть нечто подобное? Мысли крутились в голове, и не находя выхода, рассеивались в никуда.

– Откуда у вас это? – резче, чем хотелось бы, спросил Франциско, но городской Голова уже отобрал у него руку супруги, и приладил рукав на место.

– Иди к детям! – Сердито велел он. Женщина опустила глаза и покорно вышла из комнаты.

– Вам лучше уйти, пан инквизитор, – хмуро проговорил он, когда жена вышла. – Мне еще с людьми объясняться. И найдите, наконец, ведьму!

Франциско вспомнил расфокусированный взгляд женщины, до того как он спросил, казалось, даже не подозревающей, что у нее на руке находится рана, и нехорошо улыбнувшись, вышел прочь.

[1] Двуликая Богиня удачи и всемирного равновесия.