Карьеристка

– Про меня тут оказывается легенды ходят. Представляешь? Она обо мне рассказывает!

– Она это кто? – всё так же сонно.

– Мать моя! Не удивлюсь, если они и мой адрес знают в столице!

– Тихо, детка! У меня похмелье, – пробормотал он. – Ты вообще радоваться должна. Мать, как ни как, тобой хвалится!

– Да в гробу я это хвастовство видела! – психовала я и невольно привлекла к себе внимание какого-то бомжа у помойки.

– Ты сейчас где?

– Сижу на лавочки у подъезда. Идти или не идти?

– Вопрос я так понимаю не риторический?

– Иначе бы и не звонила.

– Подожди секунду…

Голос в трубке замолчал, зато было слышно, как лилась вода.

А я сидела на этой старой некрашеной лавочке с прижатым к уху телефоном. И почему снова он? Как будто я и без него справиться не могу? Выходит, что нет…

– Похоже я на тебя подсела, Рокотов, – сказала грустно я.

В трубке раздался сдавленный звук, а потом кашель.

– Это ты сейчас о чем? – спросил он очень насторожено.

– О том, что сделала из тебя личного психотерапевта.

– А, ну это всегда пожалуйста, – уже более ровным голосом. – Ты не пасуй там! Представь, что на работе сидишь на совещании и вместо матери моего папаню вообрази…

– Издеваешься?

– Нет. С отцом-то ты уже привыкла разговаривать?

– Да…

– Вот, считай, что у него временно поехала крыша… и тебе надо заново установить с ним контакт!

– Рокотов, у тебя у самого крыша часом не поехала? – скептически спросила я. Ко мне вернулось спокойствие.

– Возможно, – не стал отрицать он. – Я вчера много чего намешал…

– Сильно плохо? – забеспокоилась я. Он там болеет, а я тут со своими проблемами.

– Расслабься. Я взрослый мальчик и как избавляться от похмелья прекрасно знаю, – пауза, – в отличие от некоторых.

– Вот один раз напилась и теперь до конца жизни будешь кидать камни в мой огород?

Он захохотал.

– Спасибо, – говорю ему. – Ты меня успокоил.

– Всегда, пожалуйста, Кэт. Всегда, пожалуйста, – и отключился. А я встала с лавочки с легкой улыбкой на губах. Вот так всегда. Поговоришь с ним, и сразу легче становится и на душе теплее и вообще все проблемы куда-то улетучиваются. И безумно хочется его увидеть…

***

Третий этаж. Дверь совсем новая и звонок тоже, да и стены в подъезде выкрашены свежей краской. Нажала на кнопку, а сама жду, когда меня током ударит. Прямо как в детстве, когда издевались над соседями с дворовыми мальчишками, но сейчас только мелодия заиграла и никакого электрического разряда, хотя я тут сама готова молнии направо и налево раздавать как вайфай.

Дверь открыла мама в домашнем халате.

– Здравствуй, – сказала она, – заходи.

Вид отстраненный, пытается держать лицо, но уголки губ то и дело вздрагивают. Она нервничает, так же как и я, но от этого не легче.

– Я не ругаться приехала, – говорю я, заходя в квартиру. Прихожая была маленькая, но в неё помещался небольшой шкаф и обувная полка. Там было несколько пар мужской обуви, несколько пар детской и мамины «туфли», если этот кошмар вообще можно было назвать туфлями.

Разулась.

– Пойдем на кухню, – мама.

Квартира была чужой. Как будто и не жила здесь никогда: новые обои, новая мебель, всякие мелочи типа рамок с фотографиями, картин и церковного календаря. Не смотря на мамино предложение пройти на кухню, я пошла в «свою» комнату – место, где я прожила большую часть своей жизни. Из моего тут осталась только кровать да шифоньер, на котором я как-то раз накарябала свое имя гвоздём, за что потом получила по шее. У меня был книжный шкаф, полностью забитый книгами. Он стоял в углу напротив кровати, и каждый раз, засыпая, я оглядывала свою маленькую библиотеку и от этого так тепло на душе становилось.

Книги. Я обожала книги. Читала ночи напролет день за днём, проглатывала их одна за другой, пока не перечитала все, что было в доме. Возможно, это и было моей ошибкой. Я хотела идеальной жизни, такой, какая она описана на страницах книг, чтобы все и сразу, чтобы любовь с первого взгляда, чтобы были приключения и верные друзья, но реальность то была совсем другая.

Я была Катька Морозова, дома – «под–ногами–не–мешайся», а в школе меня никто и не замечал. Кто это там, на задней парте, читает? Да никто! Даже удивительно, что меня тут вообще помнят.

– А где книги? – крикнула я.

– Отвезли к бабушке, – ответила мама. Оказывается она все это время стояла возле двери и наблюдала за мной.

Повсюду были раскиданы мягкие игрушки, в углу кусок мозаики, конструктор, даже шведская стенка была. Книг видно не было.

– Хочешь забрать? – спросила мама, заглядывая мне в лицо.

– Хочу, – ответила я.

В кухне на плите грелся чайник со свистком, и ужасно пахло вареной рыбой. Ажурные занавески на окнах, фикус в огромном горшке и куча магнитиков на холодильнике с названиями разных городов.

Я села за маленький кухонный стол, за ним с трудом уместились бы три человека. И вообще тут все как то сдавленно было, минимизировано, что я чувствовала себя зажатой со всех сторон.

– Зачем ты распускаешь обо мне слухи? – начала я.

– Ты это о чем? – не поняла мать.

– О легендах, которые тут обо мне ходят. Вот уж не думала, что ты будешь трепать языком.

Мама тяжело вздохнула.

– Зачем ты приехала?

– Высказать, все что накипело, – честно ответила ей, хотя это и было нелегко. Хватит жалеть её. Хватит жалеть себя. – Я устала держать все в себе. Я хочу освободиться от этого груза и идти дальше с тобой или без тебя.

Засвистел чайник. Мама его выключила и села за стол напротив меня.

– Хорошо, – сказала она. – Давай выскажемся. Начинай.

Я полезла в сумку, достала оттуда сложенный в четверо листок формата А4, хотя и так знала наизусть его содержимое.

– Ранняя беременность. Зачем родила, если не хотела?

– Да–а–а, – протянула мама, – тяжелый будет разговор… Твой отец хотел ребенка. Такой ответ тебя устроит?

– Но не ты?

– Мне было семнадцать лет! Какие дети? – возмутилась мама. – Я хотела учиться! Поступить в университет! Ты, – она метнула в меня молнию взглядом, – перечеркнула все мои планы!

– Так сделала бы аборт, – спокойно ответила я.

Стол, как единственная преграду между нами, был слишком узким. Он же был и той соломинкой, за которую я держалась и которая не давала слететь с катушек, напоминая, что тут и так всё сложно.

– Ты думаешь все так просто?! – завелась она, вставая с места. – Твой отец даже и слышать ничего об аборте не хотел! Таскал к врачу меня постоянно, расписывал радужное будущее, обещал, что будет сам сидеть с ребенком. И так и было! Пока он не сдох!

О своих чувствах к отцу мама никогда не рассказывала, так что слушала я сейчас её с большим вниманием.

– Он просто обожал тебя! Сам купал, таскал на прогулки, и если бы мог, то уверена, кормил бы грудью! Ненавижу! – в сердцах крикнула она и кинула на стол кухонный полотенец.

А мне было обидно, что я его совсем не помню. Единственный человек, который меня точно любил и тот умер. А если бы не умер? Как тогда бы сложилась моя жизнь?

– Всё внимание доставалось тебе. Катюше надо то, Катюше надо это. Потерпи, ребенок важнее. А как же я? Я?! – кричала мама.

Он называл меня «Катюшей»…

– Ты его любила?

Этот вопрос её остудил. Она глубоко вздохнула, отвернулась к окну.

– Сначала да, – ответила мама после недолгого молчания. – Это была первая влюбленность и прошла она довольно быстро. Мне жаль, что так получилось.

Она снова села за стол и стала изучать взглядом скатерть.

– Жалеешь о моем рождении? – все же спросила я, хотя ком в горле стоял.