Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 93 из 147

Босх вновь ощутил на плечах уже ставшую привычной тяжесть. Лабард оглянулся, но его взгляд не коснулся лица Босха. Он словно смотрел сквозь пространство.

- Босх, знаешь, что роднит Итернов и людей?

- Может, и знаю, но хочу услышать от вас. На всякий случай.

- Задавая себе вопросы, вы уже знаете ответы, но не хотите в этом признаться. Вы хотите, чтобы результаты были рождены разумом, вам недостаточно изначального знания. Вы начинаете анализировать. Не надо этого делать, все ответы уже есть, нужно только их прочитать.

- Я правильно поступаю?

- Неправильный вопрос. Ты должен спросить себя, чему ты хочешь научиться.

- Я хочу, - Босх помедлил, - я хочу, чтобы Божена полюбила меня настоящего, - это неожиданное признание, которое на самом деле, не было таковым для Лабарда, заставило Коменданта Интерриума наконец обернуться и в упор взглянуть на Итерна.

- И больше ничего?

- Нет, - ни тени сомнения в голосе.

- Тогда возвращайся назад. Ты ничего не понял, и ничему не научился… Доведи свой урок до конца.

- Я почти не знаю Божену, но я знаю, что у нее должен родиться ребенок.

- Возвращайся, Босх, я надеюсь, что все закончится без ущерба для тебя. Во всех смыслах. Но запомни одно. Как только в Божене зародится вторая душа, ты должен будешь вернуться. Сразу же, без промедления. Ты меня понял?

- Почему? Я хотел бы…

- На этой стадии истории твои желания значения не имеют. У нее должен родиться ребенок и если твои вопросы сводятся лишь к формальным проявлениям, то изволь вернуться на место службы.

- Есть одна проблема, Божена не признает физической любви.

- Для тебя, Босх, это не проблема. По сравнению с тем, на что ты уже отважился, это крохотное зернышко, а не проблема, и это зернышко должно прорасти…

Голос Лабарда заметно посуровел. Океан откатил волны, которые из серебряного перламутра переплавились в темный свинец. Теперь кроме тяжести Босх испытывал чувство, дать словесное определение которому он не мог.

- Это называется тоской – детский голос раздался совсем рядом, Босх обернулся, - берег исчез, он стоял на старинной площади, по которой в плавном танце скользили самые разные персонажи. По левую руку от него, у небольшого фонтанчика, плюющегося зелеными брызгами, приютился малыш-павлин, тот самый, что вызывал чувство щемящей жалости у Лабарда и Итерна Штольца в одной из предыдущих сцен.

- Здравствуй, малыш.

- Здраствуй, Босх, наконец-то…

Босх попытался улыбнуться. Этот печальный павлин-подросток вызывал в нем чувство нежности. Он выглядел, как мальчик-подкидыш, живущий в сиротском доме с сокровенным ожиданием того, что однажды придет кто-то и сделает его частью своей жизни. А между тем, сутью этого маленького жителя Интерриума был Pavo Cristatus - гордый, многоцветный, птица-праздник, прячущий глубоко внутри тоску по близкому существу, роБосхть и страх одиночества. Сказать по правде, он был не единственным павлином. Интерриум населяли павлины-проводники, павлины-стражи, обитающие в Садах. Но в Садах они были чаще всего не радужного цвета, а черного, белого и серо-голубого.





 

- Ты слишком много беспокоишься, но вообще я хочу тебе сказать, давай мыслить, как люди.

- Давай, попробуем.

- Если бы ты был человеком, ты пошел бы в библиотеку за молоком?

- В библиотеку за молоком?

- Да.

Босх задумался. Вопрос пробудил в нем неясное озарение.

- Думаю, что нет.

- Если тебя действительно беспокоят все те вопросы, что живут в твоей голове, возвращайся на Землю, к той, с которой тебя так много теперь связывает, и попробуй их задать ей.

- Ты хочешь сказать…

- Да, именно так. Хотя, если хочешь, ты можешь начать прямо сейчас, - павлин встал и торопливо засеменил в южную часть площади, где начиналась сводчатая галерея арок. Сквозь нее любой желающий мог попасть в иное проявление. Идеальных пропорций город, словно выстроенный утонченным геометром, не лишенным лирического начала, лежал в цветущей долине. Босх был поражен. Такой красоты он в Интерриуме еще не наблюдал. Воистину, это было царство гармонии.

- Она там, она пришла сюда и ее также мучают вопросы. Поговорив с ней, ты не только окажешь услугу ей, но и поможешь себе.

- Она, - Босх смутился

- …может тебя узнать? Стань одним из жителей этого города, если тебя это беспокоит, - с этими словами павлин резко метнулся куда-то вбок и Босх потерял его из виду.

 

Он должен был спуститься в этот город, в пространство, где самая мучительная и опасная мысль превращалась в медовый нектар, а смущение испуганного сердца оборачивалось целительной молитвой. Босх понимал, что за радужными иллюзиями часто прячется реальность губительная, выхолащивающая душу, поэтому всегда боялся обещаний. Что он мог сказать женщине, которая отныне жила по другим законам? Было ли то состояние, в котором она сейчас пребывала, спасением, или всего лишь бегством от убогой повседневности? Могла ли ожившая мечта уберечь ее от преждевременной старости, уже зарождавшейся в ней по причине хронической усталости?

 

 

На все эти вопросы Босх не знал ответа. Он также был сильно удивлен, узнав, что в Интерриуме есть такой уровень. Человек земной назвал бы это пространство Городом Любви, а так как книгу эту будут читать преимущественно земляне, то нет смысла менять это название на иное наименование.

Босх сделал первый шаг, - главная дорожка, выстланная неведомым ему покрытием, напоминала китайский шелк бледно-кремового цвета, по бокам – созданные рукой и умом искусного зодчего, домики, каждый в своем стиле. И хотя все они подчинялись какой-то неведомой чертежной системе, и были расположены в пространстве не просто так, а со смыслом, к тому же, их было так много, что Босх смутился. Словно кто-то прозорливый выстроил их соответственно чину или силе чувства. Вокруг каждого из домиков был свой мир – одни предпочитали маленький сад, с заботливо постриженным газоном, тропинками, выложенными морскими камушками, россыпью цветов и ягод, у других, растительности почти не было, лишь тенистая беседка в глубине, там, где, как казалось хозяевам, уютнее и спокойнее. К слову сказать, город почти весь находился во власти удивительного света, напоминавшего не столько солнечный, сколько сияние летнего неба, в котором преобладал молочно-голубой оттенок.