Страница 72 из 147
- Здравствуйте, Божена. Мне говорили, что Петербург – хмурый город, теперь я вижу, что это неправда. У вас даже голуби более общительные, чем у нас в Париже.
Божена молчала. Все, что она могла, это улыбаться. Ян Бжиневски подошел к ней, и почти не глядя ей в лицо, просто взял под руку, точнее, положил ее руку на свою.
Какой дорогой для женского сердца жест, истинный смысл которого ныне почти утрачен. Так любящие друг друга люди обозначали свою близость. В стародавние времена на такую демонстрацию чувств имели право лишь люди женатые, но позже эта тонкость изжила себя, и уже просто возлюбленные, нуждающиеся друг в друге, так же показывали свое единство. В этой милой цитате душевного слияния, переплетении рук – заключено столько молчаливой радости, женской покорности и мужской ответственности за свою любимую.
Они вышли из парка. Он даже не поинтересовался куда им пойти, просто увлек ее за собой в незнакомый ему город. Их путь был слаженным, она ни о чем не спрашивала, он молчал. Лишь иногда она подмечала на его лице какую-то мимолетную эмоцию, - все-таки он был иностранцем. Они зашли в Летний Сад, но он не разглядывал статуи, просто шел, прижимая к себе ее руку. А она неожиданно вспомнила, как однажды ее привез сюда дедушка, ей было 10 лет, и на нее абсолютно не произвел впечатления памятник Ивану Крылову в окружении героев его басен. Уже во взрослом состоянии она узнала, что большинство из них были русской адаптацией произведений Лафонтена. Но не в этом суть. Зато она на долгие годы сохранила магическое чувство, возникшее в ней при взгляде на мраморные статуи. Именно эти застывшие в движении фигуры восхитили ее детское воображение. Тогда они показались ей людьми, заколдованными злой феей. Она прикасалась к ним рукой, вглядывалась в их лица, и чуть позже объявила дедушке, что слышит их дыхание. Божену поразил его ответ: «Будь по-твоему…».
С тех пор она верила, что статуи Летнего Сада оживают, потому что она так захотела. И когда наступает ночь, они перешептываются, переглядываются, сообщая друг другу, что изменилось в их статичном существовании за долгие годы.
Но детство прошло. Умерла страна, в которой она родилась, жила и мечтала. Статуи Летнего Сада умерли вместе с ней. Теперь она твердо знала – что они мертвые. Но сейчас она вновь шла по саду своего детства, и воспоминания прошлого обступали ее, подобно гофмановским сказкам-видениям. Рядом с ней шел человек, о котором она мечтала, еще не родившись. Она знала, что он существует, еще находясь в ином мире, в мире ученичества и изначальности. У нее еще не было тела, она не ведала, в каком краю свершится ее физическое воплощение, но предчувствие этого человека уже жило в ней. Это зерно должно было прорасти, объявить о своей силе, но физическое воплощение было не столь удачным, как ей мечталось. То, что она называла судьбой, скрывало в себе бурные подводные источники, уводившие ее от простора и солнца. Большую часть своей жизни Божена как будто провела в подземной пещере, в которой сырости больше, чем воздуха, а свет дня и сияние звезд обходят ее стороной.
Потом из Летнего Сада они вернулись на Садовую и по ней пошли мимо Михайловского парка по направлению к Невскому. Божена скользнула взглядом сквозь ограду – грустная женщина сидела на лавочке и качала коляску с младенцем. Вдруг из глубины парка, где вековые деревья-исполины шепчутся о чем-то своем, древесном, неожиданно поднялся ветер. Встал в полный рост, могучий, как боксер на ринге, взмахнул голыми ветвями деревьев и поднял с земли невидимые частицы – закружил их в воздухе, сплетая в невидимую косу, и эти крохотные молекулы вдруг засветились: иллюзия света и ветра породила фантастическое видение, - ветер стал зримым - искрящимся, сияющим, проворным, словно шкодливый эльф, он освещал все закоулки пустынного парка, скользил над водой, переливался радужным перламутром, увлекая за собой пыль и мелкий гравий с земли. Этот причудливый танец настолько Божену увлек, что она не сразу услышала голос Яна.
- Если хочешь, мы можем пойти домой, ветер поднялся, я боюсь, как бы ты не простудилась.
Когда Божена вновь посмотрела в сторону парка, ветер улегся, сияние исчезло. Женщина с коляской зябко куталась с пушистый воротник пальто. Мимо прогремел трамвай. Стайка иностранцев, лопоча что-то на своем языке, вежливо разошлась с ними на узком тротуаре.
Они спустились в метро и через полчаса были дома. Когда Божена открыла дверь, за которой ее встретило молчание, она вдруг отчетливо поняла всю мудрость случайностей. Ведь она так боялась тишины, и когда мама утром покинула эти стены, тишина знала, для кого освободилось место. Дом, как истинный мужчина, с небольшой долей ревности встретил соперника. Ян не сразу поладил с газовой колонкой, электрический чайник и вовсе умер после его первого прикосновения, но в первую же ночь Божена поговорила с домом, объяснила, как долго она ждала этого человека. И напоследок призналась дому в любви, сказав, что всегда будет ценить его. Он ее понял и принял нового жильца.
О том, что было дальше, рассказывать нет смысла – ибо счастье двух людей не подлежит описанию. Это такая сложная и одновременно простая история, которая не заинтересует людей непосвященных. Те же, к кому наше повествование имеет отношение, не должны знать лишнего. С них будет достаточно тех точек соприкосновения, которые еще впереди…
Маленький переполох в Интерриуме-2
На маленькой террасе, выложенной бледно охровой плиткой с изумрудными прожилками сидели двое – Лабард и мужчина. Внешность последнего не была особенно выдающейся, - правильные черты лица, вдумчивость свойственная интеллигентам, глаза умного и много страдавшего человека. Они сидели молча довольно долго, наблюдали за гнущимися стеблями высокой малахитовой травы. Первым нарушил тишину Лабард.