Страница 70 из 147
Во взрослой жизни дело обстояло не лучше, - Божена уже не обозначала словесно свое желание дружить с кем-либо, просто выбирала понравившегося мужчину и закидывала удочку. Большинство «избранных» переводили отношения дружеские - в постельно-спортивные («секс – это ведь не любовь, это спорт – прикольно и полезно»), - точнее, они пытались, но у них ничего не получалось, ведь Божена продолжала верить в дружбу между мужчиной и женщиной, что само по себе удивительно.
Спать с мужчинами она не хотела. Еще один непостижимый штрих ее портрета. Все, имеющее отношение к сексуальной физиологии, раздражало ее. Она на дух не переносила потные тела, прерывистое дыхание, неприятную влагу между ног, однообразные движения внутри своего тела. К тому моменту, когда Он заканчивал, Она ненавидела его всеми фибрами своей души. Сразу вслед за этим горе-любовнику давалась отставка. Он ничего не понимал, а ей даже было противно объяснять…
Так повторялось раз семь в ее жизни. Как бы сильно Божене ни нравился новый претендент на ее душу и тело, как только отношения достигали тактильной фазы, им приходил конец. Первое время мама беспокоилась, и даже хотела обратиться к сексопатологу, но дочь знала, что с ней все в порядке. А время шло, претендентов становилось меньше, Божена хранила спокойствие, - в одной из книг она прочитала: «тот, кто придет последним, будет самым ценным…». Вот она и ждала этого последнего, с упорством человека уверенного в непреложности судьбы…
Когда Божена миновала Большую Морскую, мобильный телефон возвестил о вторжении в ее личное пространство. Мужской голос вежливо осведомился:
- Хорошо долетели?
- Спасибо, нормально, с кем имею честь?
- Рене де Карт, - голос выдержал паузу, - помните такого?
- Конечно, - Божена улыбнулась.
- Я слышу в вашем голосе улыбку
- Вы угадали…
- Мой друг Ян вас не сильно загрузил?
- Нет, не волнуйтесь, интервью прошло замечательно. Я пришлю материал на согласование.
На протяжении разговора Божена чувствовала, что за простыми речевыми оборотами де Карта скрывается нечто большее, - «странно, что он вообще позвонил», - и что человек, видевший ее всего пару раз, явно хотел ей сказать нечто совсем иное.
- Ладно, Божена, буду ждать, - прощание, обозначенное словесно, тем не менее, таило в себе заминку, де Карт взял паузу, на которую Божена отреагировала мгновенно.
- Я вас слушаю, вы что-то еще хотите мне сказать?
- Да, я…нет, я просто хотел спросить вас…., - опять пауза, дыхание в трубке, - вам понравился Париж?
- А как он может не понравиться, конечно.
- Вы хотели бы приехать еще?
- Да, особенно весной, Париж – головокружителен, извините за такое сугубо женское определение.
Де Карт засмеялся, - точно сказано, головокружителен…
И тут, словно беглое видение, мираж для усталого сердца – мелькнул мимо глаз знакомый мужской силуэт – неопровержимо схожий с тем, кого она ждала уже не первый год и наконец встретила в Париже.
- Я хотела спросить вас…
- Да, я слушаю.
- Ваш друг, Ян Бжиневски…
- Да.
- Вы давно его знаете?
- Достаточно, вас интересует что-то конкретное?
- Он счастливый человек?
Пауза-замешательство, пауза-недоумение, за которой – настоящий страх, ревность, раздражение – неужели опять все достанется ему – осознание собственной слаБосхти, условности всех данных когда-то обещаний, даже если ты клянешься в вечной преданности, как можно простить, что кто-то другой тебя лучше и удачливее…
- Ян – специфический человек, я бы сказал – нездешний, он живет по особым законам, которые многим непонятны…
Божена вздрогнула на слове «нездешний» - именно оно ассоциативно вспыхнуло перед ней в первые минуты разговора с Бжиневски. Словно мечта, прошедшая Босхая через пыльные города, колючие саванны и монолитные горы – встала перед ней во всей своей победоносной усталости, словно родник, пробившийся сквозь асфальт автобанов и неумолимый гранит мегаполисов – пролился не на руки, а прямо в сердце. Он, заветный, последний, а значит, самый ценный, сидел напротив, прячась за грустной улыбкой, перетирая пальцами в крошку тонкие салфетки, - он не любил белый сахар, кофе пил и вовсе без него, обожал печенье, которое готовил его помощник Азар по старинному сербскому рецепту, носил узкие шерстяные свитера с высоким воротом, был идеально точен в словах, жестах, поступках. И одинок. Одинок настолько, насколько должен быть одинок человек, чтобы услышать самого себя в круговороте жизненных иллюзий.
- Бог каждого человека сотворил из Космоса, а Космос – это сконцентрированное одиночество, неразбавленное, стало быть, и вот –человек питается от этой мощной батареи, всю жизнь, пьет живительный эликсир одиночества, чтобы познать самого себя, - идет, куда глаза глядят, не привязываясь ни к чему и ни к кому, - зачем ему путы – струится, борется, надеется, отталкивается от того, что его притягивает – от Земли, чтобы однажды вернуться домой… Все выше и выше – к звездам-кострам, к будущему, которое уже было, просто человек этого не знает, и так по спирали, в череде бесконечных повторений, пройденных когда-то уроков, небесных наставлений, ласточкой – в небо, ласточкой – к исходной точке, чем не танец – вальс или танго, что вы больше любите, или вам по душе чарльстон?