Страница 68 из 147
Но сейчас, в этот нелепый миг, когда имя Яна Бжиневски сорвалось с уст шефа их отдела, в нем что-то оборвалось. Нет, не нить, связывавшая его с другом, но умерло чувство уверенности, что с Яном все в порядке.
Гратц мгновенно понял, что с Бжиневски произошла беда, большая, непоправимая. Но более всего тревожило то, что он не мог понять – жив его друг или нет. Это было необъяснимо. И непривычно. Во всех предыдущих делах всегда Гратц мог с легкостью сказать, жив ли разыскиваемый ими человек. Ему достаточно было посмотреть на его фото, вещь, одежду, даже одного места преступления было довольно для определения, сколько произошло смертей и предполагает ли это дело дальнейшие летальные исходы.
Но на этот раз внутри Гратца было пусто, шкатулка, из которой он обычно извлекал правильные ответы, была заперта. Знание не приходило. Это пугало его больше всего. Будто невидимая темная сила заслонила от него эту область познания, властной рукой сжала канал, по которому он раньше получал информацию. Он находился в абсолютной пустоте.
Такое чувство уже посещало его в детстве, когда одним из обязательных упражнений в интернате было пребывание к абсолютно темной комнате, в которую не проникал ни свет, ни звуки. Для многих воспитанников это было самое ужасное испытание. Боялся его и Вацлав до тех пор, пока Ян не научил его одной хитрости. Он сказал: «Когда ты входишь в комнату, делай девять шагов вперед, садись на пол и закрывай глаза. После чего, представь себе, что ты находишься в Космосе – там тоже темно, но постепенно ты достигаешь того уровня, где начинается Свет, - представь себе этот Свет, вообрази его в мельчайших деталях, - какого он цвета, сколько его, откуда и куда он распространяется, и чем подробнее ты будешь себе это представлять, тем легче тебе будет….».
Подсказка помогла. Вацлав овладел этой методикой и вскоре удивлял своих одноклассников тем, что не только не выказывал страха перед черной комнатой, но даже всячески радовался этому испытанию.
Спустя годы, он понял суть этой маленькой уловки, о которой рассказал ему друг, - если ты входишь в пустоту, наполни ее чем-то, и она перестанет пугать тебя… Но сейчас, оказавшись лицом к лицу с пустотой беды, Вацлав понял, что иллюзорный Космос ему не поможет. Можно было вернуться в квартиру, которую он снимал, сесть на пол, закрыть глаза и представить себя Дома, - в центре огромного молочно-радужного цветка, из сердцевины которого исходит сияние. Можно было отказаться от тела, чтобы услышать голос своей изначальности, голос первой молекулы, от которой пошла вся жизнь во Вселенной. И, может быть, тогда этот голос подсказал бы ему, что он должен сделать, но пока Вацлав Гратц находился в оцепенении, которое не поддавалось объяснению, - его тело, вкусовые и слуховые рецепторы, обоняние, зрение – все словно впало в кратковременную кому – будто между ним и окружающим миром кто-то враз поместил изоляционную стену.
Механически, словно киборг, Вацлав Гратц сел в машину и поехал по направлению к Парижу. Звуки, чувства, осознаность вернулись к Гратцу только, когда он доехал до дома. Пути он не помнил, каждодневные привычные детали, - повороты и перекрестки, газетчик Жюль, домработница Ханна, приходившая три раза в неделю, чтобы убраться и приготовить еду, - все живое и неживое, наполненное традиционным смыслом сейчас для него не существовало.
Вацлав упал на диван в гостиной и заснул таким крепким сном, каким не спал с самого рождения…
Божена. Сияние ветра
Самолет приземлился в аэропорту с небольшим опозданием. Едва выйдя из зала ожидания, Божена увидела на мобильном сообщение, что звонила мама. Она решила не перезванивать, - до дома было пятнадцать минут езды. Когда такси притормозило у парадной, Божена заприметила рядом со входом другое такси, фирменное, взлетела на второй этаж, стремительно открыла дверь своим ключом, ликование, переполнявшее ее с самого отъезда из Парижа, здесь, в родных стенах, было готово вот-вот прорваться наружу. Она так радовалась, - ведь уже совсем скоро сможет рассказать самому родному человеку, что ее одиночество подходит к концу. «Мама, я на пороге счастья…». Эта фраза - эмоциональная формула предстоящего разговора, созрела в голове как экспромт.
В коридоре стояли четыре новеньких чемодана. На вешалке висело очень модное пальто, которое мама одевала лишь в самых торжественных случаях. Невольно Божена подумала, что для нынешней погоды оно слишком легкое. «Мама…», - ее голос прозвучал неожиданно тревожно. Никто не отозвался. Божена метнулась в столовую, там никого не было, спальная комната – тоже никого.
Тут из глубины коридора послышался какой-то шорох, потом отдаленные голоса. Подойдя чуть ближе, Божена услышала мамин голос и второй, тоже женский, который был ей не знаком.
- Только, пожалуйста, не забывайте поливать цветы, Бижу – девочка славная, но ухаживать за ними совсем не умеет.
- Не волнуйтесь, я пригляжу и за цветами, и за самой Боженой.
- Я думаю, что второе маловозможно, она у меня с характером…
Так странно получилось, что Божена, войдя на кухню, резко нарушила тихий разговор двух женщин – своей мамы и соседки. Ее появление напугало их – они вздрогнули почти одновременно.
- Божена, солнышко, ты приехала! – может ей показалось, но за чисто эмоциональным испугом матери скрывалось нечто большее, о чем она могла только догадываться.