Страница 66 из 147
Итак, Инспектор Гратц слыл самым жизнерадостным полицейским не только в своем отделении, но и, пожалуй, в целом округе. Кроме жизнерадостности, его несомненным достоинством было чутье при расследовании самых сложных и изощренных преступлений. Особенно Гратц был хорош, когда дело касалось человеческой психофизики. Логика преступников для него не была загадкой, как для большинства коллег, его не смущали ни ложные ходы, ни обманные улики, ни ошибки собственных напарников. Даже когда сам начальник отделения впадал в истеричную депрессию, Гратц оставался спокойным и уверенным в своих действиях. Эта уверенность была притчей во языцех и если, хотя бы раз, Гратц позволил бы публичное самоупоение собственной гениальностью, это могло существенно ему навредить, но он, напротив, побеждал в суровых схватках с преступностью с такой легкостью виртуоза и с таким изрядным количеством юмора, словно каждодневная игра со смертью была для него всего лишь шахматной партией, исход которой ему заранее известен.
Таким образом, не будет преувеличением сказать, что Вацлав Гратц был из породы любимцев. Как выше было сказано, он мог бы даже претендовать на роль друга главного героя, на первый взгляд, абсолютно положительного и безупречно обаятельного. Но почему лишь на роль друга, спросит удивленный читатель? Дело в том, что главные персонажи в кино, - чаще всего люди однозначные – или хорошие или плохие, а в жизни настоящей нет ничего скучнее, чем черное и белое.
А вот «друзья» - совсем другое дело, на них политкорректные режиссеры и продюсеры чаще всего отводят душу, а именно, делают их жизенно-достоверными – и главные герои, именно благодаря им, решают свои психологические конфликты. Под абсолютной положительностью «друзей» чаще всего скрывается драматизм, которого не хватает главным героям.
Вацлав Гратц мог бы быть идеальным героем «второго плана», на котором базируется сюжет. Если бы коллеги и знакомые обладали хотя бы каплей его проницательности, то поняли бы, как тяжело ему дается эта роль – роль баловня судьбы, которому решительным образом везет всегда и во всем.
После пребывания в закрытом парижском интернате прошло чуть более 20 лет. Вацлаву Гратцу пора бы уже привыкнуть к выбранной участи, и даже вроде его ничто не тревожит, - ни скрип половиц в старинном доме, где он живет после смерти матери, ни кромешное одиночество, ибо ни одна женщина не смогла избавить его от странного забытья, что он испытывает каждое утро. Да, именно так. С тех пор, как он попрощался со своим даром, случилось так, что спустя время у него возникло странное свойство – утром каждого нового дня он с трудом осознавал себя и вспоминал день вчерашний. Лукавый читатель усмехнется: от подобной забывчивости по утрам помогает рассол, но нет, причиной этого хронического неудобства было совсем другое. Спиртное Гратц не любил, точнее, просто не нуждался в нем, не получал удовольствия от эффекта, которое оно оказывало. Но со странной особенностью памяти ничего поделать не мог. Была шальная мысль – обратиться к психоаналитику, но очень скоро пришло понимание, что если он, одаренный Господом, не знает ответа на этот вопрос, то, что может сделать человек обычный.
Гратц пообещал себе разобраться в этом самостоятельно, - обратился к духовным методикам Востока, и даже наступил момент, когда недуг начал отступать, но потом все началось снова. Иногда его захлестывал страх, что наступит день, и он не сможет вспомнить не то, что прожитый день, а самого себя, - «что я тогда буду делать, если не буду знать – кто я». На этот случай Гратц написал самому себе письмо, - «напоминалку», в котором более-менее подробно описал самого себя и свою жизнь. Ничего лишнего, основные аспекты, основополагающие факты. Но если бы люди знали, как трудно писать о самом себе… В этом месте старина Гратц должен был бы поставить значок, обозначающий улыбку, как теперь пишут в интернете - да, именно так. Улыбаться он любил, улыбка была его фирменным знаком, «изюминкой» стиля, чем дольше Гратц жил, тем чаще убеждался в правоте отца: «За улыбку люди готовы простить многое…».
Позже, когда он встретился с миром, который наделил его чудесными свойствами прорицателя, когда лицом к лицу оказался с Комендантом Интерриума – Фредериком Лабардом, он в одну фразу вместил всю свою боль: «Если бы все люди были такими, как я, они бы давно сошли с ума…». Но до этого момента ему предстояло пройти не столько долгий, сколько трудный путь, а именно - почувствовать гибель того, кто был частицей его души…
Весенним утром инспектор Гратц проснулся с чувством, что нынешней ночью ему удалось совершить путешествие далеко за пределы планеты Земля. Звездные Галактики окружали его в каком-то серебристо-голубом пространстве, в котором его тело было невесомым и не осознавало себя, будто весь он превратился в чистый разум, не обремененный ничем сиюминутным и примитивным. Абсолютное Ничто, окружавшее его, не создавало атмосферы одиночества, наоборот, он постоянно ощущал себя внутри чего-то бесконечно доброго, внутри какой-то бескрайне благородной души, и чувство благостного покоя наполняло все его существо.
Вот только пробуждение было тревожным, и причина этой тревоги Гратцу была непонятна. Восстановив память с помощью некоторых простых упражнений, он прошел на кухню, выпил кофе и через пятнадцать минут уже был на службе. Уже на лестнице его окликнул Бэзил – его бывший напарник, которого перевели в отдел по борьбе с наркотиками.