Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 63 из 147

Обычно женщинам нравятся все варианты, и так как они хотят все и немедленно, то и спасение отношений развивается сразу по нескольким сценариям, в чем и заключается главная ошибка. А Вацлав Гратц улыбается на этой стадии. Он всегда улыбается, и всегда готов прийти на помощь даже своим бывшим. Про таких персонажей в фильмах обычно говорят: «положителен до безобразия». Таким героям достаются самые праведные и скучные реплики, они всегда играют роли «второго плана» и драматизма в них не больше, чем в курином яйце. Но..

«Но» в отношении Вацлава Гратца очень справедливая ремарка. Это на первый взгляд он казался таким простым. Его любимой поговоркой было: «Простота и удобство – признак высокого стиля», что немало относилось к нему самому. И все-таки, в его крови блуждали несколько крошечных «но». Как известно, размер не имеет значение, только содержание и смысл определяют суть. Так вот, эти крошечные «но» были его противоречиями, силами сопротивления, которые жили в нем с детства и активизировались в нем в самые благостные моменты. Чем нежнее были с ним люди, чем больше женского внимания ему доставалось, тем яростнее расцветали в нем его противоречия. Он их сдерживал, тушил, прикрываясь самым главным козырем – улыбкой и мало кто понимал, что стояло за этим сдерживаемым протестом.

Когда-то давно, в детстве, когда Вацлав Гратц был словно белый лист, добрый дяденька в белом халате предложил ему ответить на вопросы теста. Малыш согласился, затем дядя предложил ему поиграть в одну забавную игру: «Хочешь почувствовать себя космонавтом, тогда ложись в эту трубу, закрой глаза и представь себе, что ты в космосе…». Вацлав был послушным ребенком, к тому же его совершенно завораживали картины звездного неба, скопления галактик, снимки из космоса. Мир выше неба казался ему совершенно особой территорией, путь на которую предначертан лишь избранным. И он втайне надеялся, что принадлежит к числу этих избранных.

После «звездного путешествия», за время которого ему и вправду привиделись причудливые миражи, он многое забыл, но лишь одно воспоминание прожигало его насквозь до сих пор: лицо отца, склонившегося над ним – тревожное и нежное. Он долго вглядывался в лицо сына и Вацлав тщетно пытался понять, что пряталось за этим пристальным взглядом. Потом отец погладил его по голове, и смущенно, почти шепотом произнес: «Мой мальчик, ты не такой как все, но это не страшно, просто ты должен научиться с этим жить».

И Вацлав научился. Отец умер, спустя три года, мама была чудесной, трепетной женщиной, слишком рьяно оберегающей сына от внешнего мира. Ему был закрыт доступ на детскую площадку, где резвились самые обычные дети – его ровесники, он не ходил в школу, репетиторы приходили домой, и с ними он занимался по специальной программе, перескакивая сразу через несколько классов. Чуть позже в доме все чаще и чаще стало раздаваться слово «вундеркинд», но чудесный ребенок чувствовал, что его особенность заключается в чем-то ином, но в чем – он понять не мог.

Обучение давалось ему настолько легко, что постепенно он стал терять интерес к этому процессу – файлы его памяти были не то, что перегружены, компьютер уже давно бы завис, а он все познавал и познавал. Было во всем этом нечто удивительное, окружающие говорили, что у этого дивного малыша гениальная память, но Вацлав-то знал, что память ни причем, - он уже знал о том, что ему рассказывалось как бы в первый раз. В отношении любой «новой» информации у него возникало чувство дежавю, словно он уже сталкивался с этим когда-то.

Когда ему исполнилось 12 лет, тот добрый дядя в белом халате, что проводил с Вацлавом тесты много лет назад, и оказавшийся светилом нейрохирургии, попросил его мать приехать в институт. Это здание всегда вызывало в Гратце чувство потрясения, словно он столкнулся на Земле с творением внеземного разума, - оно больше напоминало гигантскую космическую станцию, парящую в бескрайнем Космосе, чем научно-исследовательский институт.

Как ни странно, профессор едва кивнул матери Вацлава, и уважительно-чинным жестом пригласил его следовать за ним. Он обращался с ним не как с ребенком, и Вацлаву это нравилось. В просторной зале для конференций профессор устроился в неглубокой нише у окна, сев на подоконник, закинув ногу на ногу и обхватив колени замком рук. Это была довольно серьезная прелюдия и Вацлав это понял.

Он начал разговор прямо с сути.

- Вацлав – ты необычный ребенок, и тебе это известно.

- Да, отец мне это говорил.

- Твой отец многое не успел узнать. Он и так прожил дольше, чем ему было отведено.

- Что вы хотите этим сказать?





- Я хочу сказать, что твое рождение потребовало большого количества энергии, и чаще всего эта энергия берется из ближнего круга новорожденного, - твой отец должен был умереть еще до твоего рождения.

- То есть, я – вампир?

- Не совсем. Это другое. Твоя уникальность не в том, что ты легко запоминаешь информацию и легко учишься…

- Я понимаю, что суть не в этом…

- Да, суть в том, что твой мозг реализует 80% своего потенциала, в то время как у обычных людей речь идет о 15-20%. Ты понимаешь, что это означает.

- Я многое могу?

- Ты можешь все, на языке обычных людей ты – волшебник. В твоих силах реализовать то, о чем люди даже боятся думать.

- Я могу летать?

- Ты можешь все. Но сейчас главное другое – сможешь ли ты жить с этим? Понять и осознать – не одно и то же. Чудеса здесь на земле – деятельность запретная. Маги здесь превращаются в изгоев. Люди не хотят мириться с теми, кто могущественнее их.

- И что я должен делать?

- Ты в первую очередь должен определиться, будешь ли ты пользоваться своей уникальностью – ведь ты можешь проявить себя абсолютно во всех областях науки, можешь стать кем угодно – писателем, музыкантом, архитектором, физиком, генетиком – для тебя нет преград.