Страница 61 из 147
- Да, Штольц, иллюзии, иллюзорный мир, который может лишь привидеться, когда человек находится в состоянии, близком к его изначальной форме, когда физических тел еще не существовало, зато Космос был полон шепчущих душ.
- Однако, Мастер, сейчас на Земле распространено очень много книг, в которых говорится о Знаках, воображаемых мирах, которые на самом деле реальней реального, о желаниях, с помощью которых можно формировать мир вокруг себя, а толку-то, - нищета вокруг, убожество и слабость духа.
- Зато те, кто пишут подобные книги, - богаты и популярны. Все дело в том, что люди по-настоящему почти никогда не работают над собой, они наотрез отказываются погружаться в дебри своего сознания. Поставив себе материальные цели – заработать денег, купить дом, завести семью, - достигнув этих целей, они думают, что прошли полный цикл своих жизненных свершений, а ведь на самом деле, они даже не приступали к реализации.
- Согласен, но как их заставить, погрузиться в глубокие слои?
- Рассказать им правду.
- Какую именно?
- Одну единственную. Эту, которая существует здесь, но не выходит за пределы Интерриума. Рассказать им, насколько сильными и прекрасными они были задуманы, чтобы они выбросили из своей головы всякую дребедень вроде Первородного Греха, чтобы перестали думать, что страдания очищают душу, а без Великого Поста на них не снизойдет Благодать. Они полны заблуждений, иллюзий, их так «обработали» за все эти столетия, что они заплутали в лабиринтах мнимых Кодексов и Уставов.
- Значит, Великий Пост…
- Я тебя умоляю, Штольц, я просто привел пример. Я не говорю сейчас о религии, о церкви, с ними и так все понятно. Между Богом и человеком не должно быть посредников
- А как насчет толкователей…
- Если человеку нужно растолковывать то, что ему говорит Господь, значит, нужно менять человечество, ибо Господь говорит с людьми на таком простом языке, что не понять его просто невозможно.
- Согласен. Но люди не понимают.
- Именно поэтому, наш Босх – там.
Последние слова Лабард произнес с нескрываемой усталостью. Он встал, подошел к окну, - перед ним была площадь – обычная средневековая площадь, вымощенная суровым камнем. Обитателей было мало, - женщина с корзинкой, сидящая у фонтана и пересыпающая с ладони на ладонь горсть разноцветных камушков, да дитя павлина, полуптенец-полуподросток, больше похожий на общипанную курицу, он в смущении, неловко прихрамывая, волочился то за одним, то за другим прохожим.
tБедное существо, с тех пор как Босх отправился на землю, он места себе не находит, - Лабард искренне жалел бедную птицу.
- Тоскует? – Штольц тоже приник к окну.
- И не только. Уже несколько столетий он никак не может вырасти и расцвести, даже свой хвост не раскрывал ни разу.
- Ему что-то мешает?
- Возможно. Может вся эта история его изменит?
- Что мешает Паво Кристатусу расцвести? - тихо произнес Штольц.
- Как ты думаешь, почему люди молятся?
- Они ждут совета…
- Нет, необходимое знание в них уже есть, Бог, дав им душу, в качестве бонуса подарил им ответы на все вопросы. Нет, в молитвах они ищут утешения. Утешение помогает им увидеть суть мира. А когда они постигают суть, в их жизни наступает рассвет.
- Вы хотите сказать, что павлин тоже нуждается в утешении?
- А почему бы нет? Или ты считаешь, что павлин чем-то отличается от человека?
- Нет, я так не считаю. У всего живого и сущего – один первоисточник.
- Совершенно верно. Поэтому, делаем вывод, павлин также нуждается в утешении, потому что когда душа в смятении – подсознание блокируется, и Знание ускользает.
Площадь совсем опустела. Несчастный павлин притулился в ногах старухи с корзинкой. В какой-то момент его птичьи глаза стали похожи на глаза ребенка, старуха протянула руку и погладила его по голове: «Бедная душа, нет тебе покоя…скоро, скоро, твой друг вернется…, только будет ли все по-прежнему…».
- Верное замечание, - прошептал Лабард. Отошел от окна, прошелся по комнате, - никто не хочет понять, как важен Дар.
Неожиданная смена темы удивила Штольца.
- Вы о чем?
- Я говорю о Даре…
- О чьем Даре?
- О едином, но если тебе так удобнее, - все-таки когда-то давно ты был человеком, - я говорю о Даре Набокова, и Пушкина, Маркеса и Бичер-Стоу, Фарадея и Теслы, о даре Грина и Гофмана…
- Но эти люди были так несчастны, Дар не принес им счастья…
- Что мы знаем о счастье, мой дорогой друг? Что люди знают о нем? Можно ли считать счастьем умение оживлять сказки и легенды? Александр Грин – русский писатель с душой человека мира верил в сказки, а сказки верили в него. И этим он спасся. Ну и что, что в физическом мире его жизнь не удалась, опять же, с обыденно-человеческой точки зрения, - всю жизнь бедствовал, перебивался мелкими заработками, и умер на юге в относительно молодом возрасте от тяжелой болезни. Зато его алые паруса до сих пор освещают горизонт тем, кто в них верит, его Зурбаган живет чудесной праздничной жизнью, где обитают те, кому чудо по плечу, а Друд…
- Что Друд? - словно очнувшись от дремы, спросил Штольц
- Да вон он…, - Лабард сделал неопределенный жест рукой, - за окном почти не касаясь камней, парил гриновский чудотворец.
- Но ведь сам автор его похоронил…
- Для людей он умер, но здесь он будет существовать всегда.
Они еще постояли у окна, молча, глядя в пространство перед собой, пока площадь не переродилась в берег моря, и где-то почти у самой кромки воды не возник бледный, почти прозрачный силуэт ребенка.
- Это он? - с заметным волнением произнес Штольц.