Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 147

Праздники, роман с мужчиной, вожделение, удовольствие от любимых книг, молитва, обладание деньгами – все это было для Божены разными формами любви, воплощением разнообразных образов, обретающих над человеком власть. Было еще самопознание – медитации, сны, знаки – вот что она ставила на первое место после любви к маме и Слову. Попытка проникнуть за видимые границы, отодвинуть мир материальный и за его фактичностью увидеть реальную радостную иллюзорность мира подлинного, волшебного, не имеющего границ и условностей.

Босх до встречи с Боженой считал, что одного дневника ему будет достаточно, чтобы проникнуть в смущенную женскую душу, чтобы за внешней формой увидеть изнурительную работу над ошибками, беспокойство усталого сердца, которое хоть и разочаровывалось стократно, еще хочет верить. Но реальная встреча продемонстрировала ему, как он был неправ.

Уже в самолете Божена показалась ему немного не такой, какой он ее себе представлял. Читая ее дневник, проникая в ее мысли, он воспринимал ее как человека-одиночку, живущего в крошечном, скроенном по своему вкусу мирке. Этот мир был сродни футляру, в котором скрипка Страдивари чувствует себя комфортней всего, хотя музыканту, терзающему ее, думается, что подлинное счастье она испытывает во время звучания. Божена была подобна скрипке, живущей в футляре своего безопасного, убаюкивающего пространства, в котором ничего не должно и не может меняться. Хорошо ли это, плохо ли, но ей ТАК было комфортно. И вдруг, разговаривая с Боженой в самолете, он подумал, что она не настолько слаба, какой представлялась ему по дневнику. «В ее душе не только сожаления, но и сила…». Итерну Босху предстояло многое узнать о своей подопечной…

 

После разговора в кафе, Босх понял, что Божена могла бы менять мир одними только мыслями: «У нее есть способности к мыслетворчеству». Имелось в виду, что энергия ее мыслей была достаточной сильной, чтобы воздействовать на энергию других людей, а также событий и обстоятельств. «Интересно, знает ли она, какими способностями обладает?», - подумал тогда Босх. Нет, Божена этого не знала, она всерьез полагала, что судьба человека от рождения и до смерти всецело зависит от Господа и Провидения, все в этом мире заранее предопределено – так считала Божена. Она была права и не права, - то, что ею принималось за аксиому, на самом деле было теоремой, требующей доказательств. Хотя некоторые элементы этого рассуждения были непреложны, существовала данность – судьба человека, одной из составляющей которой была карма. Карму, как известно, изменить нельзя, но можно скорректировать. Также существует понятие Предназначения. Каждый человек рождается с заложенной в подсознание Сверхзадачей, что тоже не подлежит изменению.

Разговор с Босхом в самолете заронил в ее душу маленькое смутное сомнение относительно собственного фатализма. Но сколько им обоим еще предстояло пройти, сначала порознь, затем вместе, потом вновь по одиночке, чтобы осознать - нет связи прочнее между людьми, которые уже когда-то принадлежали друг другу. Этим двум существам – земной женщине и пограничному существу – надлежало открыть друг друга, уверовать, потерять последнюю надежду и предстать перед единственно справедливым судом, выше которого быть не может. Только в такие минуты смиряется сердце и открывается истина. Им уготована была именно такая судьба, но глядя друг на друга в парижском кафе, могли ли они предчувствовать это со всей прозорливостью своих мудрых сердец?

Босх закрыл дневник, но что-то заставило его вновь открыть блокнот – на знакомых страницах в режиме он-лайн возникали новые строки, в своем крохотном номере Божена раскрыла оригинал дневника, и в его космической проекции, которую листал Босх, проступали строки.

«Этот странный мужчина в самолете и кафе. Сначала я не хотела с ним разговаривать, но потом… Потом мне почудилось, что мы когда-то встречались раньше. И все равно, я не могу это назвать чувством дежавю, но у меня возникло узнавание, как узнают друг друга существа из разных миров, сделанные из одной материи. Я чувствую, этот человек не из нашего мира, он нездешний. С одной стороны, мне очень хочется с ним еще встретиться, но с другой, интуиция шепчет мне, что он сделает меня несчастной…. Он – мираж, а миражи не к добру…».





 

«Он - мираж, а миражи не к добру». На этой фразе движение букв оборвалось. Божена закончила запись и закрыла дневник. То же самое сделал Босх. Эти слова ошеломили его. «Я – мираж» сказал он сам себе. Осознав смысл прочитанного, долго не мог вернуться из состояния оцепенения. «Если я мираж, значит, я не существую, меня нет…». На помощь пришла новая мысль: «Конечно, меня нет для ЭТОГО мира, а Божена живет в мире форм, поэтому естественно я для нее фантом». С другой стороны, Босха беспокоило то, что Божена почувствовала его нездешность, то есть, она могла проникать в гораздо более глубокие слои информации, чем ему думалось вначале. «Интересно, она сразу получает Знание, или просто обладает очень мощным сенсорным постижением…?». Эту загадку Босх решил разгадать позже. Сейчас ему нужно было подготовиться к вечерней встрече, а именно, вернуться в состояние равновесия. С этой целью Босх решил немного прогуляться по Парижу…

 

- Неужели наш лучший Итерн способен сомневаться? – странный голос, похожий на детский, нарушил задумчивость Босха

- Это еще что? - Итерн поднял голову, но кроме непроглядной голубизны неба не увидел ничего.

- Ты многого не знаешь, Босх, - прошелестел все тот же голос. Повернув голову в сторону, туда, откуда доносился этот шелест, Босх пригляделся к волнам ветра и на этот раз узрел в них маленькую фигурку небесного соула. Это был крошка Билль. В народе таких существ называют эльфами, в Интерриуме - соулами. Босх знал печальную историю этого малыша, - будучи новорожденным земным ребенком, на сороковой минуте жизни он был задушен и выброшен несовершеннолетней матерью в мусорный бак. Прибыв в Интерриум, эта святая душа пыталась всех убедить, что его мать не виновата – «она боялась, понимаете, она боялась, что полюбит меня и не сможет жить с этой любовью дальше…». Позже Билль выпросил у Лабарда позволение присутствовать незримо на суде, но сколько он ни шептал на своем, космическом языке, сколько ни умолял судью помиловать его мать, она получила восемь лет колонии.