Страница 31 из 147
«В последнее время отец писал мало, но жил здесь постоянно, - Маргарита Николаевна вновь повторила уже сказанное, и Дэмону показалось, что она хочет сказать нечто большее, чем то, что заключено в этих словах. Он не ошибся. «Ему трудно работалось, он часто приглашал меня к себе, чего не делал раньше, я, - она чуть помедлила, - я даже ему позировала несколько раз, но он жаловался, что во мне нет света».
«Может вы были несчастливы…», - эти слова сорвались с губ Николая Васильевича, прежде, чем он успел подумать над ними. Они произвели невероятный эффект, - Маргарита Николаевна вздрогнула, потом пристально посмотрела на Дэмона и отвернулась, как отворачивается женщина, пытающаяся скрыть нежелательное проявление чувств.
Дэмону стало неловко, он пробормотал извинение, но она уже оправилась и намеренно суховатым тоном спросила: «Вы принесли свои работы?». «Да, да, - Дэмон с излишней торопливостью полез в пакет, извлек из него пару небольших городских пейзажей.
На одном из них на переднем плане высились громады зданий, как бы выступающие друг из-за друга и нависающие над мостовой. Они располагались на холсте перевернутым треугольником, выделяясь из мрака с левой и правой стороны. А в центре – словно из невидимой бухты, навстречу тому, кто смотрел на этот сюжет, плыл по воздуху маленький, словно детский кораблик, с алыми парусами.
На второй картине – в мареве питерского тумана проступала аллея. На ней несколько пустых лавочек, на одной из которых сидела женщина, лицо она спрятала в воротник. Рядом с ней – урна, в которой весенним солнцем желтели цветы, которые многие называют мимозой. А в глубине, почти у самого выхода с аллеи – мужской силуэт – человек в темном пальто с поднятым воротником, удаляющийся от женщины, цветов и робких лучей солнца, пробивающихся сквозь туман.
Когда Маргарита Николаевна увидела работы Дэмона, с ней что-то произошло. Ее пальцы вздрогнули, а глаза неожиданно заблестели, как если бы в них проступили нечаянные слезы. «Откуда вы взяли эти сюжеты? - спросила она, вглядываясь в одинокую женскую фигуру. «Не знаю, не помню, я написал их давно, вообще, если честно, я не пишу с натуры, чаще всего, беру все из головы…». Дэмон произнес эти слова с роБосхтью ребенка, который знает, что от ответа зависит его дальнейшая судьба. Маргарита Николаевна еще раз посмотрела на картины, поставила их на небольшой выступ в стене – нишу, тянувшуюся по обеим сторонам от окна. Потом вновь взяла и перенесла на противоположную от окна сторону. Там она пристроила их на длинный низкий стол-тумбу, на которой, в несвойственном художникам порядке, расположились несколько коробочек с красками и стаканы с кистями.
«Хорошо, я позволю вам здесь поселиться, думаю, отец был бы не против, вы, …она замялась, пытаясь подсказать Дэмону, что позабыла его имя отчество, которое он сообщил ей по телефону. Но Дэмон так волновался, что не почувствовал просьбы о помощи, он лишь заворожено смотрел на игру света и огромное окно, аккуратно расчерченное тонкими оконными переплетами. В этот момент он мечтал только об одном – остаться здесь и чтобы эта чудесная женщина не передумала. Радость вперемешку с легким страхом, - вот что владело его душой сейчас. Все эти переживания совершенно отгородили его от новой знакомой и ее чувств, которые довольно явно проступили на ее красивом, но строгом лице. Он не заметил ни тоски, дремавшей годами на самом дне ее сознания, а теперь вырвавшейся на поверхность, ни лучезарной печали, что делает немолодое женское лицо особенно светлым, ни кратковременного порыва узнать поближе этого незнакомого и, судя по всему, не очень счастливого человека.
«Я хочу вернуться, чтобы забрать кое-какие вещи, - сказал Дэмон, продолжая очарованно оглядываться по сторонам, именно о такой мастерской он всегда мечтал. «На прежней квартире осталось что-то важное для вас?», - этот простой вопрос совершенно оглушил его. Николай Васильевич словно очнулся от наваждения и жизнь прошлая, скудная, убогая настигла его в этом волшебном месте. Действительно, что дорогого осталось там, в этой жалкой клетушке, в которой он провел несколько лет своей драгоценной жизни. Что там было такого, что привязывало его сердце к этой щемящей нищете? Чем ему была дорога безысходность, которой он пропитался, как старая шуба нафталином? Почему столько лет он мирился с этим затхлым безрадостным существованием, не сулившим ничего кроме ранних болезней и сплина? Он не мог найти ответа. Ответа не было.
- Там остались мои картины, - прошептал Дэмон, очнувшись от воспоминаний.
- Если они так же хороши, как эти две, то бегите за ними, - Маргарита Николаевна смотрела на него с едва различимой улыбкой.
- Нет, - Дэмон грустно покачал головой, - эти две картины – самое стоящее из всего, что я сделал.
- Тогда оставайтесь, незачем брать в будущее свое прошлое, тем более, что, как мне кажется, оно у вас не веселее, чем у меня.
Какой-то странный проблеск воспоминания взметнулся в мозгу искрой. «Вы предали свой Дар, Дэмон, это сродни убийству человеческой оболочки, даже страшнее…», - мужской голос произнес суровые слова, от которых внутри него все похолодело. Он силился вспомнить, где слышал подобный приговор, но тщетно.