Страница 141 из 147
- Меня смущает…,- Дэмон мучительно подбирал слова, - с одной стороны, я чувствую, что в мою жизнь пришло нечто новое, удивительное. Я легко просыпаюсь по утрам, даже когда ничего не происходит, мне радостно. Будто я живу накануне праздника.
- Так это же замечательно! – воскликнул Лабард.
- С другой стороны, этот портрет, женщина, у меня чувство, что она участница очень важной истории, и к тому же, грустной.
Лабард немного помолчал, словно взвешивая слова, при этом его взгляд был направлен на противоположный край, где стояла та, кому был посвящен этот разговор.
- Может вы и правы. На земле многое приобретает оттенок грусти, даже радость. Но ничего фатального или губительного. Наоборот, речь идет о новой жизни, а это может свести на нет многие печали.
- Божена берменна?
- Да. Но ведь вы это знали?
- Я догадывался.
- Ну и славно. На самом деле, у вас проблемы нет. Вы сделали самый главный шаг, первый – самый тяжелый и ответственный. Теперь все пойдет, как надо. Обещаю вам, Николай Васильевич, в озарениях недостатка не будет.
Дэмон понял, их беседа подходит к концу.
- У меня есть только одна просьба, - Лабард оглянулся так, будто его кто-то ждал.
- Конечно, если я смогу это выполнить.
- Глаза нас часто обманывают, как и чувства. Но подсознание – великая вещь, она определяет многое. Поэтому обещайте мне, что никогда не будете сопротивляться неявному, тому, что нельзя доказать, что кажется миражом, что невозможно взвесить, проанализировать и положить под лупу микроскопа. Поверьте, именно это – иллюзорное, неуловиемое – делает человеческую жизнь ценной. Не лишайте себя удоволствия замечать то, что пропускают другие.
- Знаки?
- Пожалуй, иногда они не так явны. Иногда это полутона, эхо, отзвук, робкая тень на глади воды, едва заметный трепет в полусвете фонаря. Но это так важно…
- Хорошо, я обещаю.
Дэмон не столько понимал, о чем идет речь, сколько чувствовал. То, что зовется интуицией, подсказывало ему, как правдивы слова Коменданта.
- Ладно, Николай Васильевич, вам пора. И спасибо за портрет Божены, он уже стал одним из действующих лиц нашей истории. Ему отведена немаловажная роль.
Эти слова приятно польстили Дэмону и хотя в таком месте, как это, тщеславие было в высшей степени неуместно, он не удержался от сей человеческой слаБосхти. «Как приятно». Но не успело это приятное осознание оформиться в чувственный импульс, как дно котлована зашипело, и из его глубины на поверхность вырвалась искрящаяся перламутром лава. Она закипала внизу, как приворотное зелье, поднимаясь все выше и выше.
- Посмотрите на эту мощь, Дэмон, возможно сейчас вы видите рождение новой Вселенной или планеты, завораживает, не правда ли?
tбывает на приеме у психоаналитика, который гипнотизируя пациента, пытается высвободить его подсознание. Дэмон мгновенно потерял волю к сопротивлению, перед ним было светящееся озеро, вспыхивающее время от времени электрическими разрядами и выбрасывающее в воздух сотни сверкающих брызг. Это не было похоже ни на извержение вулкана, ни на бенгальские огни. Скорее это смахивало на сцену из жизни Космоса – могущественный отец воспитывал нерадивых чад. И юные непоседливые сгустки энергии, еще неумеющие контролировать свою силу, резвились в преддверии серьезных уроков.
Но не пришлось Дэмону долго наблюдать за этой удивительной физикой. Не подумав о безопасности, он слишком близко подошел к краю – и было мгновение, когда кто-то будто легонько толкнул его в спину. Падение было стремительным. Дэмон закричал, забарахтался, послышался стук падающего предмета, затем звон, - то в состоянии мистического забытья, переволновавшись вконец, художник опрокинул маленький ночной светильник, стоявший на тумбочке. Он, упав, соотвественно простился со своей подругой – лампочкой, разбившейся на десятки мелких тонких осколков, которые искрились на полу, окрашенном в цвет утреннего солнца, как рождественская мишура.
Праздник заявил о себе чашкой ароматного шоколада и хрустящими булочками из французской пекарни, что была прямо за углом. Такой солнечной осени Дэмон не помнил. И хотя приметы умирания природы встречались довольно часто, все равно, было довольно и света, и чистого воздуха с примесью легкой горчинки.
После завтрака Дэмон встал к мольберту. После необходимых приготовлений работа закипела. Он был поражен, насколько легко и без запинки его рука движется по холсту – через час был готов эскиз – мужское лицо, которого в жизни Дэмон никогда не видел – клинообразное, печальное, ассиметричное, с профилем гордеца. Тонкие, суховатые губы, маленькие аккуратные уши, узкая переносица. Все лицо в целом было обликом существа замкнутого и сдержанного, умеющего скрывать чувства и ждать. Подумав, Дэмон чуть изменил форму глаз – чуть продлил линии век к вискам, теперь они стали более выразительными. После обеда он взялся за краски. Фон его мало заботил. Объем лицевых мышц, поворот головы, смысловая наполненность взгляда – ему ничего не приходилось выдумывать, словно он писал человека, которого хорошо знал.
Портрет незнакомца он написал очень быстро. За два дня. И опять тоже чувство - чувство затаенной нездешности, налет волшебства, который невидимым слоем лег на холст и краски. Будто натурщик его был жителем иного мира, далекого от земного.
Если бы Итерну Босху в его истинном обличии довелось увидеть портрет, восхищению его не было бы предела. Так угадать, поймать и воплотить в зримом образе его бессмертную сущность не удавалось еще никому.
Но Дэмон не знал, чей портрет навеял ему Интерриум – мир чудес и превращений, иллюзий и надежд, чувств и предчувствий. Озарения, вдохновения – вот его конек, главная нота его симфонии, определяющая краска его палитры. Интерриум хотел только одного, чтобы все люди, выпущенные им в мир форм и воплощений, реализовали то бесценное, что было заложено в них изначально. Интерриум как рачительный отец пытался сохранить подлинность своих детей, ведь когда ребенок лжет – это беда его родителей. Все остальное не имело значение. Когда люди воплощались, они забывали, что пришли из мира, для которого магия – это повседневный ритуал, в этом мире возможно все - стоит только пожелать...