Страница 129 из 147
- А второе дело?
- О втором я могу тебе рассказать. Когда ты вернешься, когда в твоей жизни свершится самое главное, у тебя будет еще немного времени, чтобы описать все пережитое.
- Написать книгу?
- Именно так.
- Но зачем? Разве я могу рассказывать о том, что уже произошло и о том, что еще произойдет? И кого это интересует?
- Подлинность всегда притягательна. Выдумка – совсем другое дело, хотя и в ней есть зерно волшебства.
- Кому будет польза от моей книги?
- Прежде всего, героям.
- Каким героям?
- Тем, которых ты опишешь. И Миру, ведь твои герои изменят его.
- Каким образом, они ведь неживые…?
А кто сказал, что герои книг – неживые? Посмотри-ка вон туда…, - он сделал жест рукой, и, проследив его, Божена увидела, как стерлась линия морского берега, а вместо нее обнаружился сад – не райский, вполне земной, с плодовыми деревьями, кустами крыжовника и смородины, россыпью земляники, гибкими ветвями берез, стройными кипарисами, - и в глубине этой беспорядочной садовой гармонии прятался домик, такой, какими рисуют деревенские приюты художники эпохи Возрождения. Венецианское окно прямо в сад, фронтон, увитый диким виноградом до самой крыши, и весь дом – изящный, небольшой, светлый. Картина умиротворения и тихого счастья. Но вот качнулась ветка дерева, сгибающегося под тяжестью спелых слив, Божена насторожилась, послала взгляд на разведку, но, не выдержав, сама побежала в том направлении. Осторожно, будто боясь спугнуть чей-то покой, вынырнула из под зеленого шатра – и увидела. За домом, на небольшой лужайке, прямо на траве сидели трое – двое мужчин и женщина.
Услышав позади шорох, они обернулись, но в их глазах не было ни тени страха. Лабард заговорил.
- Позвольте представить вам, друзья, Маргарита, - женщина лет 37, с глубокой затаенной улыбкой в глазах, с вьющимимися густыми темно-каштановыми волосами встала и приветливо оглядела гостей.
Лабард продолжал
- Мастер, просто Мастер - это имя такое. Автор романа про Понтия Пилата и…, - хотя теперь это неважно…, - мужчина с бледным, немного растерянным лицом так же привстал, но тут же взял Маргариту за руку, у Божены перехватило дыхание.
- И…, - Лабард, как иллюзионист, сделал неопределенный пас в воздухе, Михаил Афанасьевич… Булгаков.
Бжиневски и Божена потрясенно смотрели на тех, чьи имена были притчей во языцех на Земле. Босх, напротив, казалось, еще больше устал. Все происходящее не было для него откровением. Пользуясь наступившей тишиной, он прошептал, - они все живут у нас, - недавно столкнулся с Ремарком, ему и здесь неможется.
- Не волнуйся за него, Босх, он скоро отправляется в новое воплощение, оно поудачнее будет, посчастливее, - Лабард ободряюще подмигнул, - все не так плохо, дети мои. Писателям положено страдать, без этого никак, другое дело, их дети…
- Вы имеете в виду героев? - наконец очнулась Божена.
- Да, героям не всегда просто осознать, кто они есть.
- Как-то все нечестно, господин Лабард.
- Отчего же, господин Бжиневски, что вам не нравится?
- Получается, что и мы, в какой-то степени, герои чьих-то книг?
- Почему бы нет? – Лабард улыбнулся удивительно светло, как учитель, осознавший силу своего ученика.
- Но тогда получается, что мы лишены самостоятельности, нас придумали?
- Почему же, бывали случаи, когда литературные герои управляли не только своей жизнью, но и жизнью своего создателя.
- И кто же нас придумал?
- А Вы сами как думаете?
- И что же? – Божена продолжала завороженно смотреть на Маргариту, Мастера и Булгакова.
Лабард подошел и взял ее за руку.
- Вы ведь, Божена, всегда боготворили Маргариту, восхищались ее преданностью Мастеру, поэтому меня ничуть не удивило то, что вы не испугались прийти в Интерриум за тем, кого любили.
- Вы не честны Лабард.
- О нет, Босх, честность тут ни при чем, это всего лишь интрига. Кого любит эта чудесная женщина – бога или дьявола, белое или черное, смертного или Итерна. Какая разница?
- Какая разница? – неожиданно закричал Бжиневски.
- Не сердитесь, - примиряющее произнес Лабард, но Ян продолжал возмущаться.
- Вы хотите сказать, что между мной и им…, - он кивнул в сторону Босха, - нет никакой разницы?
- Формально, разница есть, у вас имена разные, но по сути, разницы нет, вы диаметральные стороны одного явления. Когда люди любят кого-то, они ведь не задаются вопросом, что они любят: душу или тело. Они не разделяют эти два понятия.
- Ничего не понимаю, - пробормотал Ян.
- А должны бы. Все-таки Белая Книга открылась Вам.
Божена шагнула к Булгакову.
- Михаил Афанасьевич, это правда, что он говорит?
- Что именно?
- Герои, они могут жить самостоятельной жизнью?
- Вы ведь видите Маргариту и Мастера так же, как и я вас.
- Да, наверное.
- Значит, если я пишу роман, то все мои герои существуют на самом деле?
- Да, - Булгаков улыбнулся устало, но ясно. От этой улыбки на душе у Божены вдруг стало легко. Она приблизилась к писателю и поцеловала его.
- Спасибо вам, Михаил Афанасьевич, за мечту, которую вы мне подарили, за долгие уютные вечера, когда я перечитывала ваш роман, за Маргариту, я полюбила ее, как сестру, с первых же минут знакомства. Она такая сильная. Я всегда хотела быть похожей на нее.
- Нет, - тихий женский голос вклинился в их раговор, - нет, Божена, ты лучше, ты сильнее, светлее, я нашла в любви убежище и не захотела жить в вашем мире, а ты сможешь многое, ты сделаешь гораздо больше, чем я.