Страница 115 из 147
Когда-то ты мне сказал: «бывает в жизни такой момент, когда ты понимаешь, что испытанное тобой превращает твою душу в камень – ты словно теряешь ту невесомость, что приобщает тебя к самому главному источнику жизни во Вселенной. И тогда, чтобы не исчезнуть окончательно, ты начинаешь молиться». Я тоже молилась, но не слышала произносимых мною слов, не могла пойти в Церковь – боялась, что если кто-то из служителей отчитает меня, я умру на месте.
Мне хотелось все время находиться на воздухе, там, где нет четких очертаний и концов. Я молилась, не понимая ни слов, ни чувств. Просто шевелила губами, уставившись в невидимую точку перед собой. Мое тело обрело вес многотонной фуры, которые еще в пору моего детства, проезжая по проспекту, сотрясали наш дом-корабль по нескольку раз в день. Я пыталась вспомнить что-то из сказанного тобой, чтобы я могла за это зацепиться хотя бы на время. Когда мне это удавалось, всплывшие в памяти слова, проявлялись в моем мозгу наподобие свежевыжженного клейма на самых чувствительных участках кожи.
Мне не надо было больше кому-то звонить или куда-то идти, чтобы получить подтверждение твоей смерти. Я знала, что тебя больше нет. Так чувствует себя женщина, открывая глаза после операции по удалению матки. Мне вырезали часть души, большую ее часть.
Утром следующего дня я вышла во двор, зачем, не знаю. На одной из лавочек сидел тот мужчина – инспектор французской полиции Гратц. Он смотрел на меня, я смотрела на него. Я знала, он что-то хочет мне сказать, но он просто смотрел, а я молчала. И тогда у меня не осталось сомнений. Ты покинул меня, подло и стремительно, словно отсек по живому. И случилось это не ночью, когда домовые усаживаются возле постели и шепчут колыбельную, а ранним утром, когда так хочется дышать и любить, когда солнце переливается через край и все грустное и трагическое надевает на себя карнавальные одежды.
Неужели все, что было с нами, умерло, завершилось неотвратимо и навсегда? Гратц встал с лавки и пошел по диагонали в дальнюю часть двора к арке, ведущей на проспект. Он уходил, не оглядываясь, а я не знала, что мне делать. Бежать за ним – глупость, оставаться на месте – бессмыслица, вернуться домой - бесполезно.
Я даже забыла, что где-то в Европе у меня есть мама, которая сейчас устраивает свою судьбу с ученым, работающим над большим адронным коллайдером. Где-то в подземной лаборатории десятки людей ищут частицу Бога, а я ее нашла, случайно, словно невзначай, в тот момент, когда надежд уже не оставалось. Нашла без формул, вычислений, опытов. Нашла и почти сразу потеряла. Я представила, как звоню маме и пытаюсь ей рассказать, что со мной произошло. Она начинает задавать вопросы, и первый из них – кто такой Ян Бжиневски, ведь она его даже не видела. И уже не увидит. Нелепо, бесполезно. Я не стала звонить маме, потому что поняла, что не выдержу всех этих вопросов, не смогу держать себя в руках.
Замри, умри, воскресни
В Интерриуме пришло время океана. Все жители разошлись по домам, а к их окнам прильнула морская голубизна. Город-наваждение замер. Жители забылись сном или беспамятством, что почти одно и то же.
Итерн Босх в своем доме, так похожем на земной, лежал на полу посередине огромной залы, ее зеркальные стены создавали оптическую иллюзию бесконечности. Зеркал не было лишь на потолке, именно туда был устремлен взгляд вечного существа, стоявшего у колыбели мира. Что происходило с ним тогда, мы не узнаем, а если узнаем, то, скорее всего, не поймем. Потому что нас ТАМ не было, - мы не видели обугленных гигантских валунов, ржавого песка и низкого горизонта, в тело которого вгрызался темно-сиреневый сумрак, - так выглядела Земля без жизни. Мертвая Земля. Только что сотворенная. Голая, мрачная, суровая. Ни солнца, ни теней, ни бликов воды, ни биения сердца.
Итерн Босх это видел. И тревожился о будущем новой планеты также
как и его собратья. Еще не воплотившись в физическом мире, Итерны открыли людям сновидения – и с их помощью взаимодействовали с ними, - учили их верить, чувствовать, смеяться, надеяться, ревновать, мечтать. Космические учителя с других галактик пришли на Землю в образе инопланетян, они дали людям практические навыки - научили их разжигать огонь, охотиться, заниматься земледелием, строить здания, торговать, читать по звездам, рассчитывать времена года.
Когда космические учителя покинули Землю, Итерны пришли из Интерриума в физический мир. Им полагалось воплотиться, чтобы стать для людей верными хранителями. Стать как они – совсем юными, неопытными, боящимися. Пожить среди них, чтобы понять и прожить основные периоды человеческой жизни. У Итернов не было ограничений, они могли проживать множество воплощений, а затем снова возвращаться домой, в Интерриум, где нет пространственных границ и времени.
По мере взросления людской род проявлял не только те качества, что прививали им Итерны, но и совсем иные, темные, опасные. Рожденные с именем Бога на устах, они уверовали в то, что у каждой расы должен быть свой Всевышний. Они не хотели жить под одним небом, поэтому придумали границы и географические пределы. Они поделили Землю на страны, а свою единую душу - на религии и конфессии. Перестав быть единым народом, человечество очень огорчило Итернов, и многие из вечных существ отказались от дальнейших перевоплощений.
Но были среди них особо пытливые, те, кто продолжал воплощаться среди людей, чтобы понять, а поняв, помочь тем, кто нуждался. Босх принадлежал к их числу. И сейчас за всю свою многомиллионную жизнь он второй раз ощутил в себе пустоту – люди называют это горем. Первый раз подобное чувство возникло в нем, когда он сошел на Землю в день ее рождения.