Страница 113 из 147
- Что «но»?
- Я думал, вы меня к ней больше не подпустите?
- Боже ты мой, Босх, ты, как маленький. Что значит, «я тебя к ней не подпущу»? Ты заварил всю эту кашу, так будь добр разобраться, довести все до конца.
- Я могу поговорить с ней?
- Нет, ты не можешь, ты должен. Женщины – существа, сам знаешь, хрупкие, еще глупостей наделает. Но дай ей время, она еще пока не знает, а когда узнает – то не сможет ни видеть, ни слышать, ни понимать. Люди к уходу близких относятся по-своему, - тяжело, драматично. Они ведь не знают правды.
Лицо Босха до этих слов – свинцово-мрачное, теперь просветлело. Он мог разговаривать с Боженой, он мог многое исправить. Но тут же новая мысль знаком тревоги зажглась в его глазах. Словно прочитав эту мысль, Лабард кивнул:
- Да, Босх, тебе придется несладко, тяжело признаваться в собственных грехах. Тебе придется это сделать – сознаться в обмане любимой женщине, не завидую…
С этими словами, Лабард повернулся и зашагал прочь. Люпиновое поле полоскал ветер, и вскоре на всем пространстве этого цветочного рая осталась лишь фигура Итерна Босха. Он долго стоял в раздумьях, потом повернулся туда, где горизонт сливался с холодным бледно-фаянсовым небом, и вскоре ветер донес с поля слова, которые в человеческом сердце порождают надежду: «Отче нас, иже еси на небеси…»
Дэмон. Обретение смысла
Николай Васильевич Дэмон вернулся в свое поднебесье.
«Там где вы живете, хорошо видно город и не только город. Судьба дала вам шанс увидеть жизнь с благодатной высоты. Только поднявшись «над» можно увидеть все в истинном свете. Согласитесь, этот портрет изменит вашу жизнь».
Слова, сказанные незнакомцем, запечатлелись в его памяти необыкновенно четко. Дэмон так и не рискнул спросить его имя, да и что это меняло.
В мансарде пахло красками – рабочий, но в то же время, пленительный штрих. Так постепенно в сердце человека спасенного просыпается жажда жизни, жажда новых утр, ветра, надежд. Дэмон улыбнулся, прикоснулся кончиками пальцев к пустому мольберту, на котором еще час назад стоял портрет женщины по имени Божена. Это единственное, что он знал – ее имя. В самом конце их разговора с незнакомцем тот назвал его.
- Женщина с таким именем должна быть счастлива, - заметил Дэмон, на что мужчина горько улыбнулся.
- Да, должна.
Художник хотел еще задать вопрос относительно таинственной натурщицы, но мужчина резко сорвал покрывало и погрузился взглядом в портрет. Дэмон замер: «Вдруг ему не понравится». Затем он точным движением накрыл полотно и бережно закутав, поставил рядом с собой.
- Вы поняли суть, Дэмон, вы настоящий художник, я в вас не ошибся….
- Она ведь…., - мужчина не дал договорить.
- Да, вы правы, дело обстоит именно так, но она еще не знает.
- Это было в ее глазах, - прошептал Дэмон.
Незнакомец сел на скамью.
- Я не заплачу вам за эту работу, Дэмон, вы понимаете, почему?
- Да.
- Никакие деньги не могут быть равны тому подарку, что вы сегодня получили. Вы обрели себя Дэмон, и отныне у вас все будет хорошо, но только до тех пор, пока вы будете верны своему Дару. Но как только вы поставите деньги превыше таланта, у вас все отнимется.
- Но я ведь должен зарабатывать на хлеб…, - робко возразил Николай Васильевич.
- Хлеб у вас будет, - несколько прохладно произнес мужчина, - мы о вас позаботимся.
- Мы – это кто?
- Неважно, важно то, что вы преодолели свое неверие, вы поняли, что можете, вы нашли себя.
У Дэмона перехватило дух, он благодарно смутился, но незнакомец встал, не дав ему шанса произнести слова признательности.
- Вам пора – это было сказано с холодной интонацией и не предполагало возражений.
Дэмон замялся, но настаивать не стал. Незнакомец сел на скамью и скрестил пальцы рук в замок. Разговор был окончен. Николай Васильевич пошел к выходу. С противоположного края парка он увидел другой мужской силуэт. Кто-то довольно быстро направлялся к центру парка. Но Николай Васильевич был еще слишком погружен в произошедшее, чтобы обращать внимание на далекие миражи.
И вот он вернулся в свое поднебесье. Ветер и солнце кружились в ритме танго, поднятые в воздух листья и мельчайшие радужные частички света, озаряли его комнату. Казалось, стены раздвинулись, и потолок стал выше, рыжие блики скользили по мебели, сложенной в углу постели, граненым стаканам, серебряным ложечкам с эмалью, доставшиеся ему от матери. Ликование подлинное, а не случайное наполняло этот оБосхобленный мир. Дэмон понимал, что наступило утро его новой жизни. Жизни, в которой отныне есть место только чудесам и победам. Фраза «Мы о вас позаботимся» тревожила тайной надеждой, что где-то есть существа, способные влиять на его судьбу. Он решил, что не будет задавать вопросов ни о таинственном незнакомце, ни о судьбе портрета Божены. Но если первое было выполнимо, то второе оказалось намного сложнее.
Дэмон знал, пройдет совсем немного времени и тоска по первому свершению вновь настигнет его, как случилось это сегодня рано утром, когда он понял, что портрет нужно отдать. Так бывает часто – ты живешь с чем-то или с кем-то, воспринимаешь это как повседневное повторение или работу, и вдруг наступает день, и тобою созданное произведение больше тебе не принадлежит – ты отдаешь его людям, которые, быть может, его не оценят, не полюбят, как ты, бескорыстно и сердечно. С этим трудно смириться, но такова участь Творца – то, что он создает, принадлежит другим.
Портрет Божены сущестовал в единственном экземпляре, и как бы Дэмон ни тешил себя надеждой, что спустя время он обязательно напишет его вновь, по памяти, это было всего лишь самоутешением. Не суждено было сбыться тайному замыслу Николая Васильевича. То, неуловимо светлое, журчащее, что Дэмон угадал в Божене в первый же день ее появления в парке, было утрачено. Словно некий электрический луч, проникающий через сетчатку глаза в мозг, растворился в пространстве навсегда. Явление подлинного чуда лицезрел Дэмон: женщину, в которой живут две души. Первые мгновения силы, доказательства существования Всевышнего, настолько ранние, что даже сама Божена не догадывалась о плоде, что зреет в ней.