Страница 10 из 11
Подпоручик вытер рукавом потное лицо, шею и грудь; оглянулся в поисках кувшина с водой; пошарил рукой вокруг, но безуспешно. Во-первых, темно, во-вторых, в принципе нечего было искать. Нестерпимо хотелось пить, поэтому пришлось встать. К его удивлению, дверь в комнату была не заперта. Ян вышел в пустой коридор, прогулялся по нему, дергая ручки дверей, и в конце концов набрёл на кухню. Обнаружил чан с водой, напился вволю и удовлетворённо крякнул.
Сон окончательно покинул Мицкевича. На улице слышались негромкие переговоры охранников, одиночный лай собаки и протяжный крик ишака. «Ему, наверное, тоже приснился тревожный сон», — подумал Ян, улыбнувшись. Он решил прогуляться по придомовой территории, чтобы размять затёкшие ноги. Как говорится, сделай шаг, а дорога появится сама собой. Подпоручик вышел во двор. На улице было темно и прохладно; всё так же кричал ишак, ему вторила собака. Послышалась громкая ругань, видимо, хозяина беспокойных животных. После всё стихло, и Ян зашагал по первой попавшейся тропинке вверх по гребню скалы. Но не успел он сделать и сотни шагов, как неожиданно был остановлен приставленным к горлу ножом. Ян мог бы без труда освободиться от захвата, уйдя в присед, и, воспользовавшись ножом нападавшего, вспороть ему брюхо, но скрипучий старческий голос разрешил ситуацию мирным путём.
— Абу Али! Отпусти его!
— Слушаюсь, учитель! — послышалось над ухом Мицкевича, и лезвие ножа тут же перестало касаться горла.
Вглядевшись в темноту, Ян увидел сгорбленную фигуру Абдул Гафура, восседающего на камне в складках тёплого одеяла, накинутого на плечи.
— Подойди ко мне, урус! — потребовал ахунд. — Садись рядом. Я вижу, ты тоже не спишь. Какие мысли тебя терзают, урус?
— Я, кажется, впервые за долгие годы так много спал, учитель! — ответил Мицкевич. — Уснул ещё засветло, после разговора с вами, и вот только пробудился. Сон больше не лезет в голову.
Ахунд понимающе кивнул, но ничего не сказал. Так они и молчали довольно длительное время, рассматривая далёкие мерцающие звёзды. Как ни странно, неловкости от молчания не было. Только Мицкевич затылком чувствовал внимательный и напряжённый взгляд слуги Абдул Гафура, стоящего сзади наготове, чтобы защищать хозяина. Наконец, почувствовав, что Абу Али создаёт Мицкевичу стеснение, ахунд слегка махнул ладонью в его сторону. Слуга нехотя отошёл на десять шагов и застыл как изваяние, стараясь не мешать ахунду шуршанием камней под ногами.
— Ты догадываешься, почему оказался за многие тысячи фарсангов от дома и зачем понадобился мне, урус?
— Почему я оказался здесь — объяснимо. Меня продали в рабство. Коварный эмир Бухары лишил меня свободы, бросил в зиндан и позволил своим нукерам издеваться надо мной, затем продал вашему послу. А зачем я вам понадобился — ума не приложу, учитель…
Абдул Гафур поправил на плечах одеяло из верблюжьей шерсти, внимательно посмотрел на собеседника и спросил:
— У тебя есть своя семья?
— Нет, я не успел жениться.
— А вот у меня было пять жён. Первые три жены покинули этот мир, родив мне дочерей. Все они, мои дочери, устроены, слава Всевышнему. Четвёртая принесла трёх дочерей. У них уже свои взрослые дети. А вот моя младшая жена Асия родила мне сына. Ему всего двенадцать лет. Он сейчас не здесь — живёт с матерью в Сайду-Шарифе. Мустафа — мой любимец, моя отрада, моё продолжение… Но я не хочу, чтобы он наследовал моё дело…
Ахунд снова надолго замолчал, обдумывая сказанное. Чувствовалось, что он пока не хочет высказывать основную мысль, предпочитая задать новый вопрос Мицкевичу:
— Ты понимаешь, урус, что тебе отсюда нет обратного пути?
— Скажу откровенно, учитель, нет человека, не мечтающего о свободе.
— Одобряю твою откровенность! Но ты должен понимать, что нет ни одной тропы, ни одной дороги, ни одного города и селения за многие сотни фарсангов отсюда, где бы не были мои люди. Любой человек, желающий покинуть Сват без моего позволения, обречён на погибель. Поэтому мы тебя не запираем и не держим на цепи, как раба. Более того, я даю тебе полную свободу передвижения по княжеству, а при выполнении определённых условий — освобождение от рабства и возможность вернуться домой.
— Какие условия, учитель?
— Во-первых, ты должен будешь принять ислам.
Заметив, что тот сделал протестующее движение, ахунд остановил Яна, положив руку на его плечо.
— Я тебя не тороплю с ответом, урус. Подумай…
— А какое второе условие? — спросил Мицкевич.
— Второе условие исходит из первого. Только добровольно принявшему ислам я смогу доверить это дело.
Подпоручик замолчал, не зная, как ответить. Увидев замешательство собеседника, Абдул Гафур, не отнимая руки от его плеча, проговорил мягким голосом:
— Смена религии не является грехом. Если ты решишь сменить христианство и стать мусульманином, то произойдёт лишь отлучение от твоей церкви. Ведь ты добровольно расстаёшься со своими духовными ценностями и меняешь их. В Священном Коране говорится, что в религии нет и не может быть принуждения. Ислам является третьим ниспосланием Всемогущего, в котором мы можем увидеть некоторые отголоски двух других религий: иудаизма и христианства. Поэтому каждый человек — последователь Бога. Бог един, только вера разная. Вот ты знаешь, что мы, пуштуны, являемся потомками одного из Десяти потерянных колен Израиля?[25]
— Нет, не знаю…
— По легенде, после смерти царя Соломона единое государство народа Израиля распалось на две части. На юге образовалась Иудея, на севере — Израиль. Всевышний наказал северян за то, что они отошли от служения Единому Богу Творцу, вернув в свои храмы золотого тельца. В древние века Северное Израильское государство захватили воины ассирийского царя Саргона Второго. Большая часть населения Израиля была уведена в плен и расселена небольшими группами в различных областях этой огромной державы. Наше колено берёт начало от самого царя Саула[26].
— А какое отношение эта легенда имеет к исламу? — удивлённо спросил Мицкевич.
— Этим я хотел тебе показать, что народ, долгие годы поклоняющийся религии магов, нашёл единственно правильный путь в вере. Этот путь нельзя назвать лёгким…
Почти до первых петухов проговорили Абдул Гафур и Ян Мицкевич. Ахунд был хорошим рассказчиком. Его надтреснутый, но проникновенный голос уводил собеседника в глубину веков, заставляя образно представлять происходившие события тех времён.
Согласно легенде, в 570 году великому персидскому шаху Хосрову Первому приснилось землетрясение, которое до основания разрушило его дворец. Мудрецы, призванные разгадать сон, сообщили шаху, чтобы он опасался Аравии.
— Ну какая беда могла прийти из Аравии? — спросил тогда надменно Хосров Первый. — Там живут лишь дикие кочевники, которые при всём желании никогда не смогли бы выставить против меня войско.
Сон, так умело разгаданный мудрецами, был вскоре забыт.
— А ведь зря! — воскликнул ахунд. — Пятьсот семидесятый год — это год рождения пророка Мухаммада, саллаллаху алейхи ва саллям[27].
В шестьсот десятом году в Мекке посланник Аллаха впервые выступил со своей проповедью. Через двенадцать лет Пророк, да будет доволен им Аллах, и его последователи совершили хиджру в Медину, откуда Мухаммад разослал письма царям, князьям и султанам различных частей света с предложением принять ислам. Кто-то из оных посмеялся над незадачливым арабом, как, например, император Византии, кто-то не обратил на письмо особого внимания, а кто-то, наоборот, подошёл к нему со всей ответственностью, как-то: правители Южного Йемена и Омана, поспешившие исполнить волю Мухаммада.
Получив такое послание, последний сасанидский шах Хосров Второй, завоевавший до этого у Римской империи Армению, Каппадокию, Палестину и Египет, со злостью разорвал его на множество кусков, не читая. Вскоре на столько же частей распалась и его империя.
Всевышний одних людей наделяет ораторским искусством, тогда как другим предназначает меч и умение в совершенстве им пользоваться. Только Аллах знает, закрепилась бы или нет новая вера, если бы не Халид ибн ал-Валид. Этот человек, как и сам Мухаммад, был родом из Мекки, из племени Курейш. Вначале он являлся противником Мухаммада и в шестьсот двадцатом году году нанёс урон мусульманам в битве возле Ухуда, позже принял ислам и стал главным полководцем Пророка, получив прозвище Меч Аллаха. Халид провёл сорок три битвы, ни одну из которых не проиграл.