Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 67



– Тихая злость – самая опасная злость. Он просто пылает, иначе Клару он так бы не слюнявил.

– Они почти семейные люди, не вижу причин не проявлять свои чувства, пусть и на людях?

– Не хочу тебя обидеть, но ты полная дура! Я тебя предупреждала, что третьего шанса не будет.

Нашу дискуссию прервал Кирилл:

– О чём шепчетесь?

– Ни о чём, – одновременно выкрикнули мы.

– Понял, вы не в настроении. Малика, мне нужно уехать. Витковский пришел в себя и готов дать показания.

Мы переглянулись и спросили:

– Можно с тобой?

– Нет!

– Пожалуйста, – попросила Малика, – я выполню любую твою просьбу.

– Так ты мне и так должна уже одну просьбу.

– Я же её уже выполнила!

– Это не считается, это ты меня пригласила.

– Ну ты и засранец!

– Пять раз беспрекословно подчинишься, и я возьму тебя с собой.

– Замётано, только возьмешь нас, а не меня.

– Ну, просьба номер один: всё, что бы я ни говорил, ты подтверждаешь, и будешь подыгрывать мне весь месяц. Откажешься, и я до конца своих дней буду называть тебя кикиморой, вытерпишь - и больше никогда не услышишь в свой адрес из моих уст ничего плохого. Никаких насмешек, прозвищ, подколов, мухлежа на соревнованиях. Выдержишь все пять просьб, и отдам тебе свой мотоцикл.

– Да ну?..

– Есть свидетели, можем подписать официально договор.

– Ты хоть и редкостный говнюк, но человек слова. Я согласна.

– Смотри, легко не будет!

– Это всего месяц, что это по сравнению с годами унижений?

Я смотрела на эту пару и не понимала, неужели они не замечают, какие искры между ними летают, меня едва не ослепило. Отношения эти выглядели странно, но имели право на существование. Кирилл ловко манипулировал Маликой, а она даже не поняла этого. Я решила промолчать, пусть это и будет моя маленькая месть.

Извинившись перед гостями, которые, по сути, и не заметили бы моего отсутствия, я оставила Фёдора Борисовича и Марту Францевну за главных, а сама уехала с Кириллом и Маликой. Сердце так стучало, что я боялась, как бы оно не выпрыгнуло из груди. В голове бешеная пульсация, и конечности отказывались слушаться. Мне казалось, что я просто обязана была быть там сейчас. 

Витковского ещё утром перевели из реанимации в отдельную палату, возле входа дежурила пара полицейских. Кирилл прошел, а нас, двух разодетых мадам, остановили и отказались пропускать дальше. Я уже посмотрела вслед Кириллу глазами брошенного котёнка, как он вернулся за нами.

– Это моя невеста и её подруга, – придвинувшись ближе, тихонько добавил, – такая милая, ни на шаг от меня не отходит, говорит, и дня не проживу без тебя, такая зайка… Правда, милая? – улыбаясь во все тридцать два, спросил он у закипающей от злости Малики.

– Правда, пупсик.

– Будут понятыми, – ответил Кирилл и, взяв Малику за руку, провел нас.

В просторной палате стояла всего одна кровать, свет отсутствовал. В нос ударил запах медикаментов, испражнений и специфический запах гниющего тела. Витковский получил ожоги третей степени, из-за ныряния в окно добавились переломы, глубокие раны, черепно-мозговая травма и Бог знает, что ещё. Врачи сообщили, что он очень слаб, но просил записать его показания, пока жив.

Витковский окинул взглядом комнату, как только меня увидел, начал орать и дергаться. Я ничего не могла понять. Его толпой не могли успокоить, медсестра достала из кармана шприц и добавила его содержимое в капельницу.

– Видимо, плохая была идея сегодня приходить сюда, – изрёк Кирилл и собрался на выход.

Витковский перестал буйствовать, но разрыдался. Я подумала, из-за боли, а оказалось, причина была в другом.

– Что… Что она здесь делает? – кричал Витковский. – Нет, нет, нет, уйди, нечистый, уйди! Скажите, что тоже её видите? Уйди, гадкое видение…

Кирилл, когда понял, что это он из-за меня так себя ведёт, вывел меня за дверь.

– Ну пожалуйста, я встану так, что он меня не заметит.

– Зайдешь позже, не знаю, что ты ему сделала, но, по-видимому, он говорить с тобой всё равно не намерен.

– Ничего я ему не делала!

– Зайдешь тихонько, но чуть позже, и встань так, чтобы он тебя не видел.

Кирилл ушел, а я лбом уперлась в стену. Не прошло и нескольких минут, как он вернулся за мной. Я, ничего не понимая, поплелась рядом.

Витковский был спокоен, посмотрел на меня и переспросил:

– Ты правда не видение?

– Вадим Борисович, я здесь. Что происходит?

– Прости, что я с тобой так поступил, я исправлю ошибки, только больше не приходи, пожалуйста.

– Я ничего не понимаю, что я сделала?

– Ты сводила меня с ума, но я это заслужил.

– Я всё ещё не понимаю, я вас не видела с выписки.

– Правда?

– Да!

Витковский шумно выдохнул, облизал пересохшие губы и начал свой рассказ:

– Аверьянова Ирина Алексеевна была одной из жертв, но её жертва была другой... Мы организовали в больнице бизнес. Находили девушек, записывающихся на аборт, здоровых, без вредных привычек, но из уязвимых слоёв населения, уговаривали родить и отдать этого ребенка без каких-либо упоминаний её имени. Затем продавали детей богатеям по всему миру. Дама, покупающая ребёнка, становилась на учёт, её наблюдали как беременную, а после родов ребенок официально становился ребёнком этой семьи. Настоящая роженица ложилась в больницу по поддельному паспорту, затем получала небольшую компенсацию, и все оставались довольными. У покупателей родные и близкие не знали, что это усыновлённый ребёнок, малыш тоже никогда об этом не узнает. Покупатели оставались анонимными, настоящая мамаша никогда бы не нашла этого ребёнка, да и желающих найти своих чад не было. Мы считали, что делаем доброе дело, спасаем от абортов, находим хорошие семьи детям и помогаем несчастным мамашам решить их финансовые проблемы. Некоторые приходили даже по второму кругу рожать. Это было до поры до времени, затем начали продавать детей, рожденных раньше срока, говоря родителям, что он погиб. Алчность моих соучастников переходила все мыслимые и немыслимые границы, у нас были свои люди и в органах опеки, и в полиции, и в суде. Суд самоуправляемый орган, и связи там окончательно развязали руки. А началось всё с Аверьяновой. Почти шесть лет назад по скорой к нам попала роженица, это и была Аверьянова Ирина. Ребёнок выжил и на удивление был здоровым, не требовал кувеза и вообще был абсолютно жизнеспособным. Это был действительно уникальный случай. Ко мне подошла дама, сбившая на машине Аверьянову, и предложила выкупить ребёнка просто за невероятную сумму. Я отказался, так как семья у роженицы была не простая и нас всех могли накрыть. Главврач меня уговорил. Взяв на себя ответственность, я подделал документы, указав там срок гораздо меньше, чем он был на самом деле. При таком раскладе мы были не обязаны отдавать труп ребёнка, такие расцениваются как биоматериал. Суд мы выиграли и с тех пор продавали детей и изъятых из семей, и многих других. Разгласки не было из-за связей и того, что верхушка этой пирамиды наняла устраняющего особо несогласных. Покупатели не знали, какой ценой доставались им дети.