Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 118

Змееподобные сети труб ползут по потолку, откуда до меня доносится их недоброе шипение. Я могу смотреть только на потолок. Моя голова запрокинута назад, я не могу повернуть ее, не могу опустить взгляд, даже закрыть глаза.

Я не ребенок – кукла. Я не живой человек, призрак, зверек, не более того. Но мама все крепче прижимает меня к своему телу.

Мне около двух лет, и каждый божий день своей жизни я вижу эти трубы, ползущие по потолку и шипящие в нашу сторону.

Я хватаюсь за ткань маминого белого халата, она шумно вздыхает от боли, потому что я больно ее ущипнула. Но с другой стороны это от отчаяния. Мне страшно здесь. Не только мне.

Человек в маске обгоняет нас, и когда коридор поворачивает направо, появляется огромная железная дверь. Человек в маске отпирает ее и пропускает нас с мамой вперед.

Огромная комната с высокими потолками, здесь больше нет этих злобных шипящих труб. Комнату делит напополам стеклянная стена. Мама опускает меня на порожек с ковриком перед ней. Он огорожен манежем, но здесь нет игрушек, как обычно. Поэтому я прилипаю щекой к стеклу и смотрю, что происходит по ту сторону перегородки.

Мальчику напротив лет пять, но выглядит он старше, у него очень взрослые глаза. Он наклоняет голову, рассматривая меня, и мы встречаемся взглядами. Мы замираем так надолго, как будто оба пропадаем в каком-то другом мире, встречаемся на оборотной стороне реальности. Я слышу тяжелое напряженное дыхание моей мамы, которая стоит в паре метров от меня.

Мальчик подходит ко мне по ту сторону перегородки и кладет руку на стекло, не разрывая наш зрительный контакт. В ответ я тоже прикладываю к стеклу ладошку.

– Томас никогда  не шел на контакт с другими детьми, – говорит мужчина, что стоит позади. – Кажется, они чувствуют свою особенность и даже пытаются держаться вместе.

Томас как будто слышит его и резко отворачивается. Уходит к противоположной стене, сворачивается калачиком в углу. На следующий день мы едем домой, на остров.

Я больше не увижу Томаса до того дня, пока они с Адрианом не постучат в наш дом, неся в руках аквариум с золотой рыбкой.

 

***

 

Мне приносят черные кожаные ботинки, устланные мехом изнутри, и моим ногам наконец-то становится тепло. Я зашнуровываю сначала один, затем другой и поднимаю взгляд на Миллингтона, с задумчивым видом стоящего передо мной. Странная мысль побуждает меня вытащить потрепанный дневник, спрятанный от чужих глаз за пояс брюк. Я долго смотрю на него, а потом робко протягиваю Чарльзу.

Я не знаю, почему отдаю ему свой дневник. Миллингтон удивленно смотрит на потрепанную кожаную обложку, проводит по ней рукой, пытаясь выпрямить загнутые уголки.





– Это все, что случилось со мной после смерти родителей. Воспоминания о Томасе, они как… сны. Смазанные обрывки. Может, на самом деле я сама все это придумала, не знаю.

– Я могу это прочесть? – тихо спрашивает Чарльз. Мы встречаемся взглядами, и в его глазах проблескивает искра.

Я пожимаю плечами.

– Никто еще не читал мой дневник. Даже не знаю. Почему-то… почему-то мне хочется рассказать об этом именно вам. Что-то во мне подталкивает к этому.

Чарльз ничего не отвечает, кивает едва заметно скорее самому себе, чем мне, и прячет мой дневник в сейф.

– Я могу сделать то, о чем ты просила, Грета. Могу показать тебе фабрику.

Коридоры фабрики – как отражение ее потолка, испещренного трубами, словно шрамами. Коридоры тянутся, изгибаются, и, кажется, им нет конца. И края тоже нет. И начала. Вся фабрика – один сплошной коридор, ведь из любого помещения можно попасть в другое, Чарльз показывает мне это и рассказывает о том, как проектировал все эти тайные ходы.

– Когда-то в детстве я любил комиксы про шпионов. Книги про злодеев в замках. В них всегда было что-то подобное – возможность незаметно оказываться повсюду, и в любой момент времени знать, что происходит на твоей собственной фабрике. Я спроектировал это еще до того, как было начато строительство, но после побега Томаса мне пришлось многое перестроить. Усовершенствовать систему лабиринта, так сказать.

– Вам следовало бы повесить здесь карту, – едва заметно улыбаюсь я. – Не представляю, как ваши работники все это запоминают.

– Мои работники могут находиться только в зоне их непосредственной работы. Об остальных коридорах им знать совсем не обязательно.

Миллингтон помешан на безопасности и скрытности. Я удивляюсь тому, что он вообще решил устроить для меня эту инструкцию. Я думаю: а показал бы мне это Чарльз, если бы я не отдала ему свой дневник? Неужели эти две тайны обладают схожей степенью секретности?

Коридор перед нами раздваивается.

– Впереди начинается производство. Туда нельзя без специальных костюмов, поэтому мы пойдем направо.

Вдоль коридора, по правую и по левую сторону от нас расположены двери. Чарльз не говорит мне об их назначении, а все, что значится на табличках у дверей – это «Блок A», «Блок B», «Блок C» и так далее.