Эффект плацебо

На улице начинается метель, все вокруг заволакивает белый туман, в котором вихрями пляшут хлопья снега. Снег заметает в оконные рамы, в дверные проемы. Я перебираюсь в какую-то коморку, где нет окон. Здесь под слоем газет лежит тулуп, уже давно проеденный молью, но я заворачиваюсь в то, что от него осталось, и становится чуточку теплее.

Подбираю ноги под себя и замираю. Достаю из-под кофты дневник и снова и снова перечитываю страницы, написанные за последний год.

Я рада, что оставила Люси в Гонолулу. Она никогда не простит мне этот обман, но это было самое правильное решение, принятое мной за долгие годы.

Я помню ту ночь. Помню, как на рассвете вернулась со свежей татуировкой на покрасневшей воспаленной коже, как разбудила Томаса.

«Люси не должна ехать со мной в Россию, – сказала я. – Мы должны оставить ее здесь, ты слышишь меня? – Томас не говорил ни слова, но слушал меня внимательно. – Мне нужно снотворное, пусть проспит вылет. У меня нет другого выбора. Только если…»

Он улыбнулся в темноте, не сложно было догадаться, ведь мы подумали об одном и том же.

«Сделай с ней то же, что сделал тогда со мной, Том. Пусть Люси не вспомнит об этом. Пусть не бежит за мной».

«Я ждал тебя, Грета», – только и сказал Томас, сжав мою руку. И мы все сделали правильно.

Я вжимаюсь в самый угол коморки и начинаю завывать в такт ветру. Мы с ним – не самый лучший дуэт, но и не самый худший. Мы хотя бы можем понять все плачевное положение друг друга.

Не чувствую ног. На секунду на меня налетает паника, и я подскакиваю.

– Надо двигаться, Грета, надо шевелиться! – кричу на себя вслух и выбегаю из квартиры, подпрыгивая и пританцовывая, пытаясь разогнать кровь.

– Томас знает, где я, – говорю я себе.

– Томас не позволит мне умереть, как не позволил погибнуть раньше, – говорю я себе.

– Я прожила здесь почти пять месяцев, смогу прожить еще, – говорю я себе и замолкаю. Выглядываю в оконную раму, перевешиваясь через подоконник, потому что с улицы слышны голоса. Они поют.

Я сбегаю вниз по лестнице и буквально набрасываюсь на Лею, Кирпича и Карлика. При виде меня они обрывают свою песню.

– Кит, где ты была?! – поворачивается ко мне Лея, – мы искали тебя вообще-то!

Я опускаю взгляд и дышу часто-часто, потому что сердце колотится, словно сумасшедшее.

– Я ошиблась, – отвечаю ей по-русски с сильным акцентом, буквально по слогам. Все трое удивленно смотрят на меня, будто я  – приведение, оживший мертвец.

– Ты… ты что, умеешь разговаривать? – первым приходит в себя Карлик.

– Я прожила полгода… здесь. Я все понимаю, но не хотела говорить, чтобы не выдавать акцент.

– Ты что, шпионка? – восклицает Карлик, но я яростно мотаю головой ему в ответ.

– Отстань от нее, придурок, – Кирпич пихает его в бок. – Ты правда прикидывалась немой столько времени?

Я пожимаю плечами.

– Мне нужно было найти одного человека.

– Нашла? – спрашивает Лея.

Я мотаю головой и опускаю взгляд.

– Ладно, идемте, – говорит Кирпич и кивает в сторону дома. – Нам нужно согреться.

Карлик растапливает «печку-буржуйку», как они называют эту сумасшедшую конструкцию, и Лея разворачивает пакет с сэндвичами, называя их «бутербродами».

Я внимательно слежу за движениями ее замерзших пальцев, пока мои ноги вновь обретают возможность чувствовать тепло.

– Откуда же ты, Кит? – спрашивает Лея, не поднимая взгляда.

Я раскрываю дневник и пробегаюсь взглядом по первым страницам, вздыхаю и решаюсь рассказать свою историю.

Мой рассказ – глупый, наивный, я много раз прерываюсь, не понимая, какое можно подобрать слово и часто перехожу на английский, сама того не замечая. Лея, Карлик и Кирпич смотрят на меня внимательно, наливают мне новую кружку чая, не крепкого, водянистого, невкусного, обжигающе горячего, но я пью его, чтобы не пропал голос. Я рассказываю им о своем детстве, о Томасе и Адриане, о смерти родителей, о побеге, о жизни в порту и о беспризорниках, о возвращении, о Люси, о скрипке и Елизавете. Обо всем, что сохранилось  на страницах дневника и отпечаталось в моей ненадежной памяти.

И трое этих почти безнадежных людей, отбросы общества, слушают меня внимательно, кивают, и когда я заканчиваю, Лея обнимает меня за плечи.

– Теперь ты с нами, Кит. Мы тебя не бросим.

И я закрываю глаза, допивая остатки чая и беря паузу в несколько секунд, чтобы насладиться внутренним теплом.