Страница 72 из 118
Они всегда спрашивают моего подтверждения их словам, но я никогда не отвечаю. Смотрю на обложку блокнота, совершенно простую, темно-коричневую, как будто кожаную, смотрю очень долго, пока кирпич не вздохнет и не уйдет, оставив меня одну, не считая сопящей под боком Леи.
И он уходит. Я снова раскрываю дневник на последней исписанной странице и пишу внизу:
«Я наконец-то добралась. У меня ушло на это сто двадцать семь дней».
***
В самом сердце дневника, в середине, есть разворот с основной идеей моего путешествия. Скрепками к нему прикреплены три фотографии, а внизу вопросы:
«Почему у Томаса оказалась фотография Адриана и наоборот? Как они умудрились поменяться карточками?»
«Чего боятся жители острова?»
«Что стало с Линдси Паркер?»
«Что было особенного в той газетной статье?»
«Почему Адриан вернулся на материк, не предупредив о своем уходе?»
«Как мои родители связаны с IDEO?»
«Как все в моей жизни оказалось связано с IDEO?»
После этой ночи у меня раскалывается голова. Поезд останавливается, и мы бесшумно покидаем его, тихо ругаясь себе под нос. На самом деле мы едва ползем и едва ворочаем языками. Мое тело трясется, зуб на зуб не попадает от холода. Снег валит с неба, как чья-то кара, он путается в волосах, превращая их в сосульки. Я не понимаю, как люди способны каждый год терпеть такую отвратительную погоду, как они вообще выживают здесь из года в год.
Я плетусь за Леей. Из нас четверых она кажется самой бодрой. Поет себе под нос что-то незнакомое и шагает в легкой куртке, как будто так и должно быть, как будто ее совсем не задевает этот мерзкий холод.
«Ты больше ничего не вспомнишь, Грета».
Я не понимаю, в какой момент сон врывается в реальность. Раньше такого никогда не случалось, но вот, в глазах темнеет, мир кружится перед ними и на яркое полотно реальности накладывается серое покрывало видения.
Томас берет меня за руку и кладет на ладонь маленькую вытянутую капсулу.
– Это их последняя находка. Чарльз все мне рассказал, эти препараты меняют сознание, понимаешь, Грета? Проглоти ее и увидишь.
«Не делай этого», – говорю я себе вслух.
Но я делаю так, как велит Томас. Он удовлетворенно улыбается.
– Твое сознание – глина в моих руках, Грета. Теперь я могу сделать с ним все, что захочу.
Он кладет руки мне на плечи и разворачивает меня так, чтобы мы встретились взглядами. Я – завороженная. Я из маленькой девочки превращаюсь в фарфоровую статуэтку.
– Я не такой, как все, Грета. Совсем скоро я открою тебе свою тайну, но сначала ты должна понять, что я – не обычный человек и ты тоже можешь стать уникальной. Доверься мне. Мой мозг – самый мощный компьютер из существующих. За мной будущее, Грета, и я хочу, чтобы ты была рядом со мной.
Я смотрю на него широко открытыми глазами, и их начинает щипать. Томас убирает руки с моих плеч, и я моргаю много-много раз, наклоняю голову.
«Что же ты сделал со мной, Том?» – снова шепчу своими настоящими губами.
– Грета? – спрашивает он, когда я снова поднимаю взгляд. – Ты помнишь, что я только что сказал тебе?
Я качаю головой.
Черт возьми, я ведь действительно не помню.
Когда туман из видения рассеивается, я хватаюсь за кирпичную стену здания. Голова все еще кружится. Я упираюсь в стену спиной и перевожу дыхание, сердце колотится, словно сумасшедшее.
– Да, все верно, я совершенно слетела с катушек.
На мне надето тяжелое шерстяное пальто до колена, я могу завернуться в него, как в одеяло. Но у меня нет шапки, и горячие щеки быстро остывают на морозе. Я с трудом привыкаю к свету – глаза слезятся, когда я пробую поднять голову. Перепрыгиваю взглядом с одного лица в толпе на другое. Нигде нет Леи, Кирпича и Карлика. Они оставили меня одну.
Долго брожу по станции. Вскоре поезд трогается, и людей не остается вовсе. Я стою и смотрю на большой циферблат: пять часов вечера. Достаю из кармана бумажку с адресом и плетусь вперед, едва переставляя ноги.
Этот город похож на вымерший. Я все смотрю на бумажку в руках, переворачивая ее: с одной стороны адрес написан на английском, с другой – на русском. За несколько месяцев я научилась бегло писать и читать на этом сложном и каком-то диком для меня языке, но я все еще боюсь на нем говорить.