Эффект плацебо

– Ничего, – отвечаю я, поднимаясь с дивана. – Скажите, а кто написал статью в газету?

Хелен мнется и отвечает не сразу. Но я все равно жду.

– Линдси. Линдси Паркер, она живет в другой части острова, на Садовой улице. Не думаю, что она что-то вспомнит о той статье… а твою семью, Грета, она вовсе не знала.

Я киваю.

– Спасибо вам.

Я возвращаюсь к машине и сажусь на переднее сиденье, рядом с Адрианом, Люси – позади нас. Когда мы выезжаем на дорогу, она вертится на месте волчком, и не может успокоиться.

– Да что не так, мартышка?

– Странная она, эта Хелен, – Люси морщится, как будто откусила что-то кислое. – Она будто бы боится что-то сказать нам, сболтнуть лишнее.

– У нее тяжелая ситуация в жизни, – говорю я. – Она просто расстроена из-за Каролины.

Люси пожимает плечами. Она наконец-то находит себе удобное место, пристраивается у окна и смотрит на безжизненный пустырь обочины.

– Грета…

– Что?

– Еще у меня такое странное ощущение…

– Какое?

– Как будто за нами следят.

 

***

 

Весь день мы пытаемся разгадать загадки, высказываем друг другу даже самые сумасшедшие гипотезы, и вечером наконец решаем отдохнуть и идем на пляж.

Солнце уже не жарит так сильно, от легкого ветерка прохлада растекается по телу, и мы с Люси плюхаемся в воду совсем не синхронно, но смеясь и обливая друг друга, барахтаемся в океане, как в ничтожно маленькой луже. Я чувствую на себе взгляд, оборачиваюсь: Адриан стоит позади.

– Идем, – киваю я.

Он смущенно улыбается краем рта и все еще не двигается с места, стоя на песке.

Мы молчим, глядя друг на друга, нам нечего сказать, но в нашем молчании возникает что-то новое, чего не было раньше. Это связь, глубокая, проницательная, не как связь между человеком и человеком, а как связь между двумя мирами, вроде бы совершенно разными, вроде бы практически полностью идентичными. Она пролегает между нами – как мост, но он шаткий и хрупкий, и иду я по нему очень аккуратно, одним лишь взглядом, чтобы не разрушить это тонкую цепь и чтобы самой не свалиться в пучину.

Поэтому я стою по пояс в воде и все-таки жду, когда Адриан присоединиться к нам. И когда он подходит к берегу, мы с Люси не сговариваясь окатываем его волной соленой воды. Адриан ругается, мы смеемся, и на секунду все вокруг меня кажется таким правильным, будто именно к этому дню я и шла все предыдущие пять лет.

 

К вечеру на пляж выходим не только мы, но и дети с острова. Люси на удивление легко втирается в компанию соседских мальчишек, и у меня щемит в груди, когда я слишком отчетливо узнаю в ее поведении себя.

История циклична, и все в этом мире повторяется снова, и снова, и снова.

– Чувствуешь себя старой? – спрашивает Адриан.

Я вздрагиваю, оборачиваюсь и неловко опускаю взгляд.

– Да… странное чувство.

– Это точно.

Я иду вдоль берега, оставляя детские голоса позади. И Адриан плетется следом за мной. Я рассматриваю песок и камушки под своими ногами, изредка поднимаю ракушки и собираю самые красивые. Их уже довольно много, и мои ладони наполнены ими до отказа.

– Грета, можно вопрос?

Я киваю.

– Когда ты найдешь виновного в смерти твоих родителей… что ты сделаешь с ним?

Я замираю. Странно, абсурдно, глупо, но сама я не задавалась этим вопросом. Всю свою жизнь я мечтала понять, я мечтала узнать правду, и только сейчас я замираю, потому что действительно не имею ни малейшего понятия, как должна поступить. И кто будет страшиться мести глупой и слабой девочки?

Я качаю головой.

– Адриан, я не знаю. Я думаю… когда придет время, пойму, что должна сделать. Все, чего я хочу сейчас – это узнать правду, я…

Мне нечего больше сказать. Я встречаюсь взглядом с Адрианом, и между нами вновь пролегает этот шаткий мост, но кажется, с каждой секундой он становится все крепче.

– Я помню тот день, Грета. Я был уже на материке, и ко мне пришел мой отец, чтобы сказать о пожаре. Ты помнишь моего отца, Грета?

Я зажмуриваюсь и представляю перед глазами расплывчатую картинку.

– Большой человек, важный человек во всех смыслах. Всегда ходил в костюме, никогда не смеялся и улыбался косой, какой-то неправильной улыбкой. Я всегда боялась его.

– Все боялись, Грета, до сих пор боятся. Но в тот день он говорил тихо и медленно. Он был бледен, как моль. И это был второй раз в моей жизни, когда я видел его таким.