Эффект плацебо

– Я хорошо знала твою семью, Грета, – голос женщины скрипучий, но в доме пахнет цветами, и он пахнет так же. Самую малость подвядшими домашними розами, которые в молодости были самыми красивыми цветами на свете. – Жозефина выросла на моих глазах. Мы с Лизи дружили очень много лет назад.

– Лизи это… – протягивает Адриан, явно не зная продолжения фразы.

– Моя бабушка, – тихо отвечаю я. – Миссис Дуэк…

– Зови меня Каролина, милая, – женщина широко улыбается.

– Каролина, вы… можете рассказать мне все, что помните? Потому что мне кажется, я забыла что-то очень важное. Мои родители погибли пять лет назад, и все, что произошло до этого дня, покрыто белыми пятнами. Я запуталась, миссис Дуэк… я…

– Каролина, – женщина кладет руки мне на плечи и усаживает на диван, – я была миссис Дуэк, пока был жив мой муж. С тех пор я уже много лет прошу называть меня Каролиной, – она вздыхает и отворачивается. – Я понимаю тебя, деточка. Смерть, тем более внезапная, способна творить ужасные вещи с человеческим сознанием. Когда человек сходит с ума, он никогда не скажет точно, когда это началось и как именно происходило. Я помогу тебе всем, чем смогу.

– Вы думаете я сумасшедшая? – удивляюсь  я и вжимаюсь в спинку дивана.

Женщина смеется.

– А кто вообще нормален в этом мире? Ох, Грета… ты совсем не похожа на свою мать. Ты приземленная и рассудительная. Такая же серьезная и хмурая, какой была в детстве. Как твой отец. Жозефина же была… возвышенной. Ненормальной, это уж точно. Всегда что-то напевала себе под нос, говорила вещи невпопад и была как фарфоровая статуэтка. Инопланетянка, не иначе. Но играла она великолепно, безусловно. Она сама по себе была настоящим произведением искусства.

– А Томас? – спрашиваю я. Вижу, как дергаются плечи Адриана при упоминании этого имени.

– В Томасе она видела частицу себя. Он ее понял и был готов учиться. Ты тоже ее понимала, конечно же, Грета, просто не умела отвечать. Жозефина всегда была открытой, отдавала всю себя миру, она летала, парила над землей всю свою жизнь, но ты – наоборот. Ты до сих пор закрываешь мир внутри себя. Ты ее понимала, но не так, как того ждала Жозефина или Томас, ты просто впитывала в себя каждое их слово, не умея отдавать. Ты всегда была зажатой и неэмоциональной девочкой.

На самом деле, мне неприятно это слышать. Что-то внутри меня сжимается, протестует, а что-то – верит. И от этой внутренней борьбы я на секунду начинаю злиться.

– Что случилось с Томасом?

Я оборачиваюсь к Адриану и смотрю на него в упор. Он совершенно сбит с толку моим вопросом.

– Грета, я хотел потом…

– Твой отец связался не с теми людьми, Грета, но отец Адриана и Томаса уже тогда был с ними связан. В ту ночь мальчик просто исчез. Жозефина рассказывала, что вечером он сильно злился на нее, кричал, надрывался чуть ли не до слез, но она не понимала того, что он хотел ей сказать. Она до последнего винила во всем себя, она так себя и не простила. Версий было много, Грета. Кто-то думал, что Томаса похитил кто-то из местных бандитов-наркоторговцев, кто-то думал, что мальчик просто сбежал, но ему было тринадцать лет! Он так и не вернулся.

– Через три года его признали мертвым, – говорит Адриан. – Мне кажется, сейчас просто глупо думать иначе.

Он выходит из комнаты. Я порываюсь позвать Адриана по имени, вернуть его, но оборачиваюсь к Каролине, и та сидит в кресле с совершенно спокойным выражением лица. Она улыбается и кивает мне.

– Хочешь печенье, сладенькая? – наклоняется она к Люси, та хмурится и настороженно кивает. – Как тебя зовут?

– Люсьена, – отвечает она тихо, и я удивленно смотрю на нее. Никогда не слышала полного имени.

– Какое чудесное имя! Откуда ты?

– Из Лос-Анджелеса, мэм. Мы с Гретой бездомные, и если у нее есть какая-то интересная история, у меня ее нет, простите.

Каролину не смущают ее слова. Она все еще улыбается и молча подмигивает девочке, пока та уминает печенье одно за другим.

***

– Грета, – голос разрывает молчание между нами, раздаваясь из-за моей спины, и я вздрагиваю. Оборачиваюсь. Адриан стоит около двери и держит в руках черную коробку. – Это тебе.

Я хмурюсь, глядя на него, и не сразу соглашаюсь взять коробку из рук Адриана. Она кажется не слишком тяжелой, и, подходя ближе, я понимаю, что это даже не коробка, а футляр для скрипки.

Я кладу его на кофейный столик, раскрываю и беру в руки мою давнюю знакомую.

– Елизавета, – шепчу я и оборачиваюсь к Каролине.

– Мой муж сделал ее для тебя, он был талантливым мастером по изготовлению скрипок.

– Я дала ей имя в честь бабушки, – шепчу едва слышно, но Люси возмущается:

– Это же просто скрипка, зачем ей имя?