Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 118



– Ты чего не ешь? – из уст Люси звучит как «Фы фево не еф?»

Отмахиваюсь от нее и еще раз пробегаюсь взглядом по лицам людей. Если они замечают меня, приходится стыдливо отворачиваться, но я не могу ничего с собой поделать: люди невероятные. Мне хочется разглядывать их, изучать их эмоции, понимать, что они делают. Учиться у них сидеть с неестественно ровной спиной и правильно держать вилку. Смеяться тихо и прикрывая рот рукой и говорить уместные, нужные вещи.

Я так долго смотрю на них, изучая и впитывая информацию, что, кажется, пропадаю. И когда передо мной возникает Адриан, на секунду удивляюсь тому, что он до сих пор меня видит.

– Доброе утро, – улыбается он и садится напротив. Я стыдливо отворачиваюсь, как и пару секунд назад. – Ты раньше когда-нибудь каталась на таком лайнере? – спрашивает он.

– Нет, – тихо отвечаю я, не поднимая взгляда. На самом деле мне хочется ответить «да», рассказать о том, как страшно было маленькой девочке на грузовом судне бежать из дома, но я не должна об этом говорить. Мне стоит перестать говорить об этом снова и снова. – А ты?

Адриан качает головой и улыбается.

– Мы всегда летали на остров самолетом.

– Я никогда не летала, – отвечаю я, хмурясь. Адриан поворачивается к Люси, и задает ей те же вопросы. Мартышка что-то бормочет с набитым ртом. Адриан непонимающе смотрит на меня.

– Когда она была совсем маленькая, видела снег, – с совершенно невозмутимым видом перевожу я. Адриан кивает.

– Я тоже видел снег.

Мне становится неловко, за свое невежество. Опускаю взгляд в тарелку и вожу вилкой по остывшему омлету.

– Почему ты не ешь? – спрашивает Адриан. Я кошусь в сторону его тарелки и с удивлением замечаю, что она уже пустая, а моя еда все так же не тронута.

– Не знаю, – честно отвечаю я.  – Ничего не хочу.

Опускаю локоть на стол и подпираю рукой голову. Опускаю веки, слушаю гудение голосов и клацанье вилок по тарелкам.

Когда Люси разваливается по стулу, удовлетворенно выдыхая, с радостью выползаю из-за стола и иду на палубу, пока там не собралось слишком много народу. За пояс джинсов заткнута маленькая книжечка в плотном переплете – тот самый дневник. Ветер здесь сильный, поэтому я крепко держу е на коленях, когда сажусь на нижний бортик, чтобы сделать запись.

«Хочу увидеть снег», – пишу я и замираю. Черные буквы переливаются на солнце. Это так странно, такое абсурдное желание, но внезапно мне хочется бросить все, бросить этот лайнер, этот остров, свое прошлое, украсть в новую жизнь Люси и Адриана и сбежать туда, где шесть месяцев в году лежит белая пелена, где безмолвно и тихо, где не водятся рыбы, но люди живут счастливо, потому что у них в запасе есть целая вечность.

Я хочу все это записать в свой дневник, но вместо этого пишу лишь, что хочу увидеть снег. Короткая запись, вмещающая в себя слишком много.

– Эй, – раздается сверху, и я вздрагиваю. Поднимаю взгляд, вижу лицо Алриана, и он улыбается, когда читает эту единственную строчку. Я смущаюсь, быстро прячу дневник, поднимаюсь с места, и отворачиваюсь, избегая его взгляда. Смотрю на океан, в котором резвятся рыбы.





– Откуда вы взялись? – спрашиваю я, – вы с Томасом. Как оказались на острове?

– Ты ничего не помнишь? – я качаю головой.

Адриан вздыхает.

– Моя мама дружила с твоей мамой очень много лет. Мы жили в Америке, когда вы уже жили на острове. Они часто переписывались, отправляли друг другу открытки, и потом мы стали приезжать на каникулы. Океан, солнце, пляж, – лучший отдых. Томас любил музыку, он жил ею, а твоя мама была пианисткой, она…

– Стала его учительницей? Я помню это. Помню, как они по несколько часов занимались у нас дома.

– Да. Твоя мама очень сильно любила Томаса.

– Все любили Томаса.

– Это уж точно. Он был всеобщим любимчиком, настоящей очаровашкой. Но когда мне было семь, мама умерла от рака. Она угасла быстро, буквально за несколько месяцев. В том году мы все равно приехали к вам, потому что отец был сам не свой, и все лето провели в вашем доме. Тогда это и случилось.

– Томас пропал?

– Да. Меня забрали через неделю. И больше я ничего не слышал о твоей семье.

Я хмурюсь, пытаясь понять.

– Был пожар, – говорю я не своим голосом, и он внезапно срывается. – Был пожар, и он не был случайным, Адриан. Кто-то забаррикадировал двери снаружи, поджег дом и запер нас в нем. Это может быть связано с Томасом?

– Грета, мой отец…

– Ты же сам говоришь, что он страшный человек!

Все внутри меня горит.

– Он бы не смог совершить такое. Это невозможно, я…