Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 109 из 118

Они меня боятся. Я не знаю, каково это, чувствовать когти страха, смыкающиеся на моей шее, каково чувствовать его холодные костлявые пальцы, давящие на горло. Я не знаю, что значит задыхаться от безысходности, вопить от боли и забиваться в угол, закрывая глаза руками, лишь бы не видеть больше ничего. И никогда.

Я не знаю, что значит быть другом. Врагом. Любить. Доверять. Полагаться на кого-то кроме себя.

Мне кажется, они залезли в мою голову, как только я родился, подкрутили какие-то винтики, что отвечали за чувства и эмоции, и я остался таким – восковой фигурой, манекеном, образом красивого талантливого мальчика, за оболочкой которого – лишь тотальная ненависть ко всему сущему. Меня не воспитать. Меня не изменить.

Я смотрю на свой дом. Лунный свет падает на стекла окон верхнего этажа. За ними спят. Они не знают, что в эту самую секунду милый мальчик Томас уходит из их жизни. Они не знают, что милый мальчик Томас ненавидит их всем своим существом за предательство. За то, что он не такой, как они. За то, что всю свою жизнь он был подопытной крысой Миллингтона.

Милый мальчик Томас – машина для убийства.

Я отворачиваюсь и уже собираюсь уйти, но что-то все равно меня держит.

«Уйди из моей головы!» – кричу я мысленно и хватаюсь руками за волосы, но она не уходит.

Грета.

Я уйду от нее, но она навсегда останется во мне. Девочка, которую невозможно вырвать из подсознания.

Я злюсь.

Злюсь неистово, но все равно возвращаюсь. Взбираюсь по лестнице, увитой ползучими растениями, едва ли не поскальзываясь на их стеблях и не срываясь вниз. Я забираюсь в комнату через окно практически бесшумно. Конечно же, она спит. Глупый ребенок с волосами цвета снега и бледновато-синей кожей, она похожа на призрака, сопящего под розовым одеялом.

Я ненавижу ее.

Я не могу перестать смотреть на нее.

Я злюсь.

– Грета! – кричу я шепотом и толкаю ее в бок. – Грета, ну проснись же!

Она открывает глаза и смотрит на меня заспанным взглядом, будто не видит даже, что я существую.

– Томас? Что ты тут делаешь? – ее голос такой слабый... меня это бесит. Меня раздражает эта медлительность, то, что до нее вечно долго доходит то, что я пытаюсь сказать. Но она единственная, до кого доходит вообще.

– Сегодня особенная ночь, она не для сна, – говорю я так спокойно, как вообще возможно, когда внутри у тебя стая драконов дышит огнем. – Прогуляешься со мной?

Мы идем сквозь густые заросли, пробираемся к нашему пустырю. Грета обнимает себя руками, будто мерзнет, хотя ночь очень теплая, светлая. В ней нет ничего жуткого и опасного, но что-то такое таится во мне.

Я опускаюсь на поваленное дерево, потому что из-за какой-то ужасной слабости ноги не слушаются.

Я с трудом подбираю слова, чтобы объяснить этой маленькой глупой девчонке то, что должен сделать.

– Сегодня особенные звезды, – говорю я, глядя ей в глаза. – Они смотрят на меня, потому что сегодня одна из них станет моей.

– В смысле?





– Самое верное решение.

Конечно, она ничего не понимает. Я незаметно сжимаю кулаки, потому что злюсь и на нее, и на себя самого. Все слишком бессмысленно. Этот разговор ни к чему не приведет.

Я показываю ей светлячка, что поймал совсем недавно. Я хотел выложить дно банки цветами и принести ей, но не успел, и сейчас мой подарок кажется еще более бессмысленным, чем раньше.

– Грета, ты бы сбежала со мной?

Она кажется ошарашенной.

– Куда?

– Куда угодно. Мне все равно.

Я вру. На самом деле я уже давно думал о том, куда хотел бы сбежать от мира, но только сейчас я понимаю, что готов.

– Том, я не хочу никуда бежать, здесь мой дом и мои друзья. Зачем тебе?..

– Я ухожу, Грета.

– Куда?!

Она совершенно глупая. Я вздыхаю: ничего из нее не выйдет. Такая же, как и все. Я все смотрю на банку со светлячком и сую ее обратно в свою сумку.

– Я ухожу, – говорю наконец, хотя в горле застревает обида. – Прости, что нам не удастся нормально попрощаться.

– Том, объясни мне...

– Я не могу, Грета. Слишком поздно. Оставайся дома и забудь о том, что я вообще когда-то существовал.

Она кричит мне вслед. Она кричит что-то о яблоке, которым я ее угостил, но она не знает, что яблоко тут совсем ни при чем. Дело во мне. Я закрываю глаза и мысленно прошу ее забыть меня, забыть обо всем. Я строю эту стену кирпичик за кирпичиком, чтобы ей не было больно так, как мне. Я не знаю, почему делаю это так.

Я ненавижу ее.

Но что-то во мне горит, срывается. Я бросаю рюкзак, я рывком достаю банку со светлячком и со всей силы бью ее о камень. Банка разбивается вдребезги, осколки оцарапывают мне руку. На коже выступает несколько капель крови, но мне все равно. Я не чувствую боли.

Все горит. Мысли путаются.

Я ненавижу ее. Ненавижу за то, что должен уйти, за то, что я могу заставить ее забыть меня, но не могу заставить себя забыть о ней. Я бегу. Колючие ветви царапают мое лицо, но мне все равно, я смотрю на Луну. Я тону в его свете. Я больше ничего не вижу, потому что перед глазами застывает мутная пленка.

Она мокрая. Предательски соленая.

Я чувствую слезы на своем лице в первый и последний раз в жизни.