Страница 20 из 244
Я выпрямилась, выглядывая из-за стола.
- Знаешь, Томас, я, пожалуй, пойду. Не могу больше здесь оставаться. – Засунув в карман мамину записку, я выскользнула за дверь. Перед этим я заметила, как лицо Томаса растеряно вытянулось, а глаза наполнились грустью. Спускаясь по лестнице, я все еще чувствовала, что Том смотрит мне в спину взглядом потерянного щенка. Он любил мою маму как свою старшую сестру, - она была его единственной семьей. Мы часто справляли вместе праздники: Нэтвики, Томас и моя семья. А теперь все просто развалилось.
Я шагала все дальше и дальше, пока галерея не осталась далеко позади, и мамин помощник больше не прожигал мою спину взглядом. Остановилась у скамейки в небольшом скверике рядом с ретро-кинотеатром и достала из кармана записку.
«Кая, есть очень много вещей, которые я от тебя скрыла, - писала мама. Мое сердце сделало кульбит в груди, а по предплечьям пробежали мурашки. Я опустилась на лавочку, и, ощущая себя будто в параллельной вселенной, где нет серебрящихся луж под ногами, где в макушку не светит солнце, продолжила читать: - Если ты читаешь это письмо, значит я умерла, а ты стала достаточно умной, чтобы поступить правильно. С тобой начнут твориться ужасные вещи, Кая, и я знаю, как тебе сложно будет сделать то, что я прошу. Нам с отцом удалось вырастить тебя доброй, отзывчивой, решительной девочкой, которая не боится трудностей. Но не бояться мало. Иногда нужно уйти.
Ты должна уехать из страны. Все бросить, оставить в прошлом. Ты должна отправиться в Восточную Европу к моему старшему брату. Он сейчас проводит в Румынии исследовательские работы, и он с удовольствием тебя примет. Его номер находится в моей записной книжке. Ты ведь помнишь дядюшку Пола?..
Кая, пожалуйста, помни, что я люблю тебя. Папа тоже».
Что это такое? О чем она не рассказывала?
Мама не умела хранить секреты и всегда говорила за двоих. Она была милой болтушкой, которую уставали слушать уже на второй минуте. Как она могла долгие годы хранить от меня какой-то секрет, и даже сейчас его скрыть?
Она знала о своей смерти, выводя каждое слово прощального письма, и думала, что кто-то станет меня преследовать. Вот только я не поеду ни в какую Румынию, ни к дядюшке Полу, ни к кому-то еще.