Картограф

– Нет больше Гомункула. Убили.

Витя вскочил.

– Кто? За что?

– Ничего не знаю. В дому кавардак, на полу кровища. Засохла в камень, день прошел, а то и больше. Может, его вообще убили сразу, как мы ушли.

– Думаешь, калмыки? Черт, выследили, сучье племя! Но почему его?

– Не калмыки это. Другой кто-то. Теперь, если что, и податься некуда.

– Не больно-то он нам и помог, – заметил Витя. – За лягушку помнишь, сколько содрал? Чай, надул кого-то, а тот его возьми и кокни.

Филя молча достал ключ и протянул Вите.

– А это еще что?

– Ключ. Я его на пальто выменял. От Гомункула осталось, он хотел нам это передать.

– Нам или тебе?

– Не знаю. Витя, я думаю, это ключ от хижины.

– Хижины?

– Да, от той, что на карте. Видишь, тут маленький кротик нарисован?

Витя задумался.

– Постой-ка, ты разве не просто так, для красоты крота нарисовал?

– Да, но я же в бреду это делал. Без сознания, считай, был. В любом случае, какая разница – сам, не сам. Вот ключ. Он откроет хижину.

– А, ну ладно! – Витя попытался положить ключ в карман, но Филя ловко его выхватил.

– Нет! Он мой. Я за пальто его купил.

– Ах ты сволочь! Продай! Сколько тебе нужно?

– Нисколько. Ты берешь меня с собой и точка. Или я пойду и утоплю этот ключ в колодце, ясно?

Витя выругался.

– Будь по твоему. Завтра утром едем. Собирай манатки.

Филе нечего было собирать, но он сделал вид, что вяжет вещи в узелок.

– Гад ты все-таки, – сказал Витя, помолчав. – Вернемся, выметайся из моего дома. Видеть тебя больше не хочу.

– Договорились, – откликнулся Филя. Теперь ему было все равно. Он спасет Настеньку, а дальше хоть трава не расти. Вместе с ней он выстоит против всего мира. На что ему Витя? Он попрощается с ним с легким сердцем. Пора перевернуть эту скорбную страницу. Перевернуть и забыть.

Когда в доме стихла возня, Филя воззвал к Додону.

«Ты здесь? Я собираюсь в дорогу».

«Собирайся, мне-то что? – проворчал Додон. – Я тебе не папенька, чтоб пасти».

«Мы умрем?»

«Один выживет».

«Я?»

«Ха! – сказал Додон. – Это вопрос не ко мне. На том поле не я распорядитель. Моя вотчина здесь».

«В доме?»

«У тебя в голове, картограф, у тебя в голове».

Филя вздохнул.

«А кто убил Гомункула? – спросил он. – Калмыки?»

«Где им! – усмехнулся Додон. – Жив твой Гомункул, ничего ему не сделалось. Хитрый, быстро сообразил и в тень ушел. А одну пульку пропустил, пропустил, на задницу не скоро сядет».

«Что значит, в тень ушел?»

«Мы все живем в тени и выходим, когда нужны», – загадочно сказал Додон.

«Кто в него стрелял?» – упрямо спросил Филя.

«Хочешь найти и отомстить? За свою шкуру радей. За тобой, голубчик, идет охота. Картографы в дефиците. Одного благодетеля ты умертвил, а их тьмы и тьмы! Нашлись бравые молодчики, пошли пытать Гомункула, где ж это новый картограф вылупился. Подать, дескать, его сюда. Не выдал тебя Гомункул, утек. Скажи ему спасибо».

«Спасибо! – послушно сказал Филя. – Но ведь Гомункул говорил, что его адрес открывается только истинному картографу. Как же его нашли?»

«Так было раньше, пока ты Витязя с собой не притащил. Порвалась нитка, любой мог войти».

«Стало быть, я виноват?»

Додон фыркнул.

«Муки совести? Поздновато. Лучше выбрось это из головы. Завтра тебе на подвиги ратные. Адью!»

Филя вслушивался в темноту. Что за стук? Сердце колотится: ту-тумс, ту-тумс, ту-тумс. Сколько людей из-за него уже пострадало и сколько еще пострадает! Завтра кто-то умрет – или он, или Витя. Жизнь закончилась в Гнильцах, в Бурге началась судьба.

Чухонка

Ему не спалось. Подушка стала горяча с обеих сторон, простынь сбилась в ком. Филя смотрел в потолок и считал невидимых овец, но ему это быстро надоело. Он встал, потихоньку оделся и вышел в сени. Пойти поморозить нос? Пожалуй, это мысль! Малярово замерло до рассвета, никого не удивит одинокий ходок. Нет соглядатаев, путь чист.