Страница 67 из 90
– Крепкая молитва была написана, – заметил Витя. – Въелась.
– Да какая, к дьяволу, молитва, это букварь! Как отскрести? Может, щелоком?
– Не смей, загубишь дело. Попробуй ногтем.
И Филя попробовал. Он скреб и скреб, пока ноготь не расслоился. Тогда он, превозмогая адскую боль, срезал с ноги крупную чешуйку и принялся работать ею. Буквы сходили, как кожура со спелого плода. Лист очистился, побелел. Чуть шероховатая поверхность была горячей и напоминала лошадиный бок, только без навозной нотки в воздухе. Филе хотелось остаться на ночь одному, чтобы полностью посвятить себя карте и не вслушиваться поминутно в Витин храп, но уловить момент не удавалось. Витя разленился и все реже ездил таксовать.
– Деньги есть, – отмахивался он от Фили. – Чего жопу зря морозить?
Филя подождал пару дней, сцепив зубы, и понял, что бесполезно. Медлить нельзя. В полночь, когда в доме затих последний шорох, он достал из пальто взятый с боя скальпель, развернул выбеленный лист и лег на тюфяк.
«Додон, ты здесь? – мысленно спросил Филя. По спине побежали мурашки, лоб покрылся испариной. Додон не откликнулся. Стояла гробовая тишина, от которой ломило в ушах.
«Додон! – закричал Филя. – Додон, ты где?»
И опять ничего. За окном завыл ветер, береза жалко мотала ветками и стучалась в стекло – пощади, пусти погреться. Филя напрягся. Куда улетел этот гад, где его носит? Когда не нужен – тут как тут, смущает, ввергает в грех, вертит хвостом, а нынче, когда он в горячке и так нуждается в нем – шиш, растворился, исчез! Филя еще долго безуспешно звал Додона и дождался только залпа Витиного храпа.
«Что ж, нарисую без его помощи».
Филя полоснул скальпелем по руке, смежил веки и принялся наносить рисунок на пергамен. Кровь шла неохотно, быстро высыхала. Оставалось надеяться, что столь малого ее количества все же хватит. Закончив рисунок, Филя зажал рану рукой, кое-как обмотался первой попавшейся тряпкой и в изнеможении улегся на тюфяк. Утром, как только проснулся, он первым делом схватил карту. Ему не удалось сдержать горестный вопль.
– Что, что? – забормотал сонный Витя, вскакивая на постели. – Грабят, убивают?
– Нет, – сокрушенно сказал Филя. – Если бы!
– Чего тогда шумишь? Сколько натикало?
– Полдевятого.
– Тю! Спать еще и спать.
– Так спи, кто не велит.
Но Витя с хрустом потянулся и спрыгнул с кровати.
– Карту рисовал? – спросил он, кивая на перебинтованную Филину руку.
– Так…
– Давай, показывай!
– Нечего показывать, – сказал Филя. – Не получилось.
Он подал ему пергамен. Витя озадаченно осмотрел обе стороны.
– А карта где?
– Сам хотел бы знать. Рисовал-рисовал, а утром все исчезло.
– Может, листок другой? А тот куда-нибудь завалился.
– Нет, я один выбелил. Других не было.
– Беда!
Филя что есть силы ударил тюфяк кулаком. Удовлетворения не почувствовал, пришлось повторить. И еще раз, и еще.
– Хорош беситься, – раздраженно сказал Витя. – Пыль поднимаешь. Отвел душу и будет!
– Нет у меня души! У меня ничего нет!! Господи, Настенька!
Боль в языке показалась ему спасительной, и он завопил:
– Боже, боже, боже, боже!
– Заткнешься ты или нет?! – Витя подскочил к нему и зажал рот рукой. – Кончай блажить. Без тебя тошно.
Филя зарычал, как зверь. И вдруг что-то маленькое и нежное с хрустом переломилось в нем. Он встал, вытер лицо и принялся одеваться.
– Ты куда? – озабоченно спросил Витя.
– Скоро вернусь, – он надвинул шапку на брови, избегая его взгляда, и вышел вон.
В коридоре чуть помедлил, огляделся. Снял со стены зеркало, вынес его во двор и разбил о березу. Осколков было много. Филя порылся и выбрал самый крупный, зазубренный и кривой. Сунул в карман пальто – порвал подкладку. Не жаль, не жаль, теперь все равно.
Машину удалось поймать не сразу. Он прилично померз на обочине, переминаясь с ноги на ногу. Филя уже подумывал, не попросить ли Витю подвезти его до места, как вдруг неподалеку затормозил небольшой черный автомобиль с оленем на капоте.
– Степка? – Филя не верил своим глазам.
– Он самый. Тебе опять куда-то надо? На набережную? Чего застыл, садись, время – деньги.