Картограф

– Добыл? – прошептал знакомый голос. – Молодцом! Книга толстая, надолго хватит. Но ты не торопись, не лютуй, рисуй помаленьку-полегоньку.

– А если я не хочу рисовать? – спросил Филя. – Что тогда?

– Попробуй, узнаешь, – и невидимый собеседник мерзко захихикал.

– Опять запугиваете?

– Предупреждаю. Это не просто дар, это голос крови. Не прольешь на карту – сама выйдет, горлом или как еще. Захлебнешься, не откачают.

Филя подумал о том, что смерть не так страшна, как вечное проклятие души. Демон, казалось, подслушал его мысли.

– Поздно каяться, картограф. Дело сделано, хоть и не без огрехов. Этот чернокнижник, старый козел, опять напакостил. Он беса из тебя изгонял?

Филя кивнул.

– Скверно. На суку висит мочало, начинай сказку с начала. Я тебе на столе семечку оставлю, проглоти ее. Смотри, не разжевывай и водой не запивай.

– Это обязательно? В смысле, я не хочу, чтобы во мне жили бесы.

– Это не бесы! – рявкнул голос. – Дурь какая! Ты что, суеверный?

– Нет, но вы же сами сказали…

– Ничего я не говорил! Как ты будешь работать без семечки?

– В прошлый раз получилось, – едко заметил Филя. – Вы, Додон, прекратите мне лапшу на уши вешать, я не маленький.

– Не маленький он! – проворчал Додон. – В прошлый раз я семечку в булку сунул, еле успел. Ты тогда чуть мне зубами хвост не отхватил. Теперь предлагаю заглотить добровольно. Или прикажешь снова ухищряться? Я ведь могу, ты знаешь.

– Ладно, – вздохнул Филя. – Проглочу, так и быть.

– Только посмей выкинуть! Я тебя!

– Да ну вас к черту! Людям верить надо.

Голос на минуту замолчал, словно подыскивая слова:

– Ты, сынок, не обижайся. Я много вас повидал таких, борзых, резвых. В наш век верить нельзя даже себе, а уж людям тем паче. Заболтался я тут с тобой, пора мне. Будут проблемы, приду, только свистни.

И все затихло. Потекли обычные сны – путаные и скучные, как многодневный дождь. На заре Филя проснулся от холода – пламя в буржуйке осело, пепел успел остыть. На кровати зябко ворочался Витя, пытаясь закопаться под матрас. Окна дышали морозом, на козырьке стеклянно дрожали сосульки. Вставать не хотелось, но надо было затоплять. Филя накинул пальто и пошел на кухню за дровами. Варвара Михайловна неспешно месила тесто, вздымая мучные облака.

Когда Витя проснулся, Филя сидел на корточках у буржуйки и пытался отогреть руки. Огонь ревел, раззявив щербатый рот.

– Что это тут валяется? – спросил Витя, разглядывая семечку на столе. – Крупная!

И потянул ее в рот.

– Стой! – кинулся к нему Филя. – Не смей, она моя.

Витя с досадой положил семечку на место и цокнул языком.

– Вот жмот! Для друга жалко.

– Это не простая семечка, в ней бес. Хочешь – грызи, у тебя поселится.

Витя резко отдернул руку и отер ее о брючину. Он отошел к комоду и оттуда опасливо наблюдал, как Филя давится семечкой, пытаясь затолкать ее в желудок посуху.

– Демон прилетал? – спросил Витя.

– Да. Сказал, надо приниматься за дела. Мне опять нужна твоя помощь. Ты говорил, сможешь добыть молоко черной козы.

– К вечеру будет. А что еще надо?

– Лягушачьей слизи.

– Этого добра навалом, – сказал Витя, доставая лягушку из-под одеяла. – У нее линька началась, слизь так и прет. Сейчас наскрести?

– Позже, а то засохнет. И вот еще что, отвези-ка меня опять на Заячий.

С тех пор, как Филя побывал в банях, он стал ежедневно наведываться на Заячий остров. Он обходил квартал за кварталом, заглядывал окна, расспрашивал дворников, не видал ли кто из них господина краба или девочку в красном пальто. Тем, кто вызывал у него доверие, он показывал карандашный портрет Настеньки, но никто ее не видел.

Про краба все же удалось кое-что разнюхать. Пару месяцев назад он жил на Чайной улице, в доходном доме генерала Клюжева. Консьержка сказала, что краб очень докучал соседям: из его комнат доносился странный шум – вроде как лязг или свист. Впрочем, ни на кого он не нападал, вел себя смирно и прилично, а его девица оставляла консьержке то конфетку, то леденец для внука. Но вот беда – съехал краб, выволок барахло в чемоданах, погрузился на извозчика и был таков. Адреса не оставил и даже не попрощался. Что с него взять – нелюдь!

Филя рвался осмотреть комнаты, которые занимал краб, но в них уже расположились новые жильцы – благородное семейство столоначальника Степняка-Татарского. Пришлось уйти несолоно хлебавши. Теперь, когда от краба осталось только разворошенное гнездо, Филя не знал, куда податься и где искать. Он бесцельно слонялся по улицам, подолгу стоял у подъездов, разглядывая жильцов, автомобили, спешащих прохожих. Становилось понятно, что без карты Настеньку не найти. Но что-то внутри него истошно кричало: «Не смей рисовать карту, не смей!»