Страница 40 из 90
– Витя, ты не прав. Вот ограбят, допустим, на улице старушку, она мне опишет приметы, я нарисую, дворники развесят, и все – грабитель пойман. Разве не здорово?
– Куда уж здорово! Из-за таких, как ты, житья нет.
– Тебя, если проколешься, рисовать не буду. Калмыка какого-нибудь изображу.
– А что, – встрепенулся Витя. – Это дело! Давай, иди в участок, будешь наших выручать. Заживем!
Филя только улыбнулся. Спасать от тюрьмы Витиных друзей, местную шпану, он никак не собирался. Да и Ромэн Аристархович его бы за такое по голове не погладил. Если помогать правосудию, то не сикось накось, а по совести.
– Сделаем так. Ты опишешь мне человека, которого я еще не видел. Например, Валентину. А я потом сличу портрет. Идет?
– Вальку? – уныло протянул Витя. – Чего в ней интересного? Ну, нос, рот, глаза.
– Какой нос? Длинный, короткий? Кончик вверх или вниз? Может быть, курносый или картошкой? Веснушки, родинки, бородавки? Крылья вразлет? Переносица прямая или с горбинкой?
– Постой, погоди, прямо забросал вопросами. Какие, к черту, крылья? Нос как нос, обычный. Да что с нее взять, с Вальки?
– Витя, не халтурь, – строго сказал Филя и ткнул его тупым концом карандаша в бок. – Напряги извилины. Ты можешь, я знаю.
И Витя нехотя начал припоминать. По первости у него получалось скверно, не мог назвать ни одной приметы, а потом он так разошелся, что его было не остановить. Выяснилось, что Валентина очень даже ничего – тонкий прямой нос, крупные темные глаза с поволокой, густые ресницы, соболиные брови, высокий лоб. Только с волосами Витя затруднился.
– Она их все время красит. Я и забыл, какого они цвета – рыжие, навроде того. Так это не изобразишь. Карандаш-то все равно серый!
Филя залюбовался на портрет: так ладно и гладко вышло. Витя взглянул и ахнул:
– Ну, она! Вот ты мастер! Блеск!
– Спасибо, – сказал польщенный Филя.
В этот момент в комнату заглянула Вера.
– Белохрысничаете? – поинтересовалась она.
– Нет, портреты рисуем. Заходи! – щедро пригласил Витя. – Посмотри, что творит. Его бы к нам собор расписывать.
– Постой-ка, – Филя живо убрал портрет и внимательно посмотрел на Веру. – Проведем эксперимент. Витя только что описал мне Валентину. Давай и ты, а потом сравним, что получилось.
– Вальку? – удивилась Вера. – А почему ее, а не меня?
– Потому что я тебя видел, а ее нет. Хочу нарисовать со слов.
– Придумали, тоже мне, забаву, – сказала Вера. – На кой черт вам Валька сдалась? Что в ней особенного?
«И эта туда же, – подумал Филя. – Как сговорились против сестры!»
– Я потом и тебя, если хочешь, нарисую, – пообещал он, и Вера расплылась в довольной улыбке. Она аккуратно присела на краешек стула, расправила на коленях юбку и отрепетированным движением завела непослушную прядку за ухо.
– Тогда давай! – сладко пропела она.
– Что давай? – спросил Филя, ожидавший описания.
– Рисуй.
– Кого?
– Меня, дурачок! Не Вальку же?
– Больная, что с нее взять! Шалопутная! – махнул рукой Витя, развернулся к стене и засвистел. Вера сняла с ноги тапок и бросила ему в спину.
– Я тебя!.. – закричал Витя, подскакивая, как ужаленный, но Филя преградил ему путь.
– Ложись обратно. Вера, ты не могла бы все-таки описать Валентину. Пожалуйста!
Вера вздохнула, как будто ее принуждали к тяжкому труду, и принялась бесцветным голосом перечислять приметы сестры. Витя то и дело вклинивался, комментировал каждое слово, сыпал бранью, а под конец запел до того громким и фальшивым голосом, что даже ничего не смысливший в музыке кот в истерике выбежал во двор.
– Заткнись! – гаркнула Вера, затыкая уши. – Шут гороховый!
– Сама такая, – сказал Витя. – Нечего было в меня тапки кидать. Шла бы ты отсюда, панель зовет.
Вера с шумом втянула воздух и схватила второй тапок. Филя перехватил ее руку, развернул к ней портрет и спросил:
– Похоже?
– Ой, вылитая! – всплеснула руками Вера, и тапок упал на пол. Филя тут же затолкал его ногами под кровать. – Дай я матери покажу!
– Сначала мне! – сказал Витя и посмотрел на портрет. – Кхм, а это кто?