Картограф

– Проживешь! Картографов никакая зараза не берет. Они и от стрелы заговоренные, и от сглаза. Только вот что я тебе скажу: берегись баб. Верка к тебе уже приходила. Выспросила, небось, все, вражина? Охмурила тебя?

Филя замялся. Скажешь «да» – бог весть что подумает. И опять слово «бог» впилось ему в язык, как иголка. От неожиданности он вскрикнул.

– Ты чего испугался? Я не затем спрашиваю, чтоб тебя бить. Хочешь с Веркой путаться, дело твое. Не возражаю. Только стерва она еще та. Смотри, как бы она чего не сообразила!

– Не буду путаться, – пообещал Филя. – Мне теперь не до этого.

– Пойдем ужинать. Мать, небось, заждалась.

И они пошли в общую комнату, где их ждали пустая каша, кисловатый хлеб и мутный овсяный кисель. Филя был голоден и съел все, а Витя меланхолически гонял ложку в киселе, словно надеялся выловить в нем рыбу. Вера не явилась, не было за столом и старшей Витиной сестры Валентины. Она работала на ткацкой фабрике, ее смена заканчивалась в полночь. После ужина все разошлись по комнатам, на дом навалилась ватная тишина. Филя маялся у кровати, не желая ложиться и видеть сны, в которые так легко проникал демон Додон. Пробовал встать на молитву – заболели колени. Нет, не будет теперь покоя. Настенька, Настенька, что со мной? Кем я становлюсь? Как вернуть назад былое?

И все же он лег и уснул. Демон в эту ночь не приходил.

Лягушка

Филя так вымерз ночью, что за завтраком униженно запросился пожить в комнате у Вити. Тот согласился и даже сам перетаскал тюфяк и подушки, но по лицу было видно, что тесное соседство с картографом ему не по душе. На улице лютовала стужа, в трубе урчало, выло, поминутно взметывалось и опадало. Кот будто прилип к печке, неохотно подходил к миске, поставленной в промерзшем углу. Валентина не появилась к завтраку: отсыпалась после смены. Вера, лохматая, ненакрашенная, в домашнем платье, мрачно пила пустой чай. Варвара Михайловна суетилась возле самовара, отирала его медные бока суконкой, туда-сюда двигала сахарницу. Так уличный шулер орудует наперстком, думал Филя. Намекает, мол, сахара много не ешь, не для того куплен.

Набравшись храбрости, Филя подошел к ней, когда она убирала вымытую посуду в шкаф, и сказал:

– Я бы хотел заплатить за постой. У вас расходы, а я…

– Что вы, что вы! – замахала руками Варвара Михайловна. Покраснела ужасно, взор потупила, ртом этакую омегу изобразила. – Ничего не нужно.

Филя упрямо продолжал:

– У меня немного денег, не успел заработать, но скоро будет достаточно. Давайте я на первое время красненькую оставлю – вот здесь, на комоде, под салфеткой – а дальше видно будет.

Варвара Михайловна смущенно вытирала сухие руки полотенцем.

– Благодарю, голубчик, – тихо сказала она. – Только сыну не говорите, что я взяла. Сердиться будет.

– Не скажу, – пообещал Филя и со спокойной душой принялся заталкивать красненькую под салфетку. За этим занятием его застала Вера.

– А, подачки суем!

Филя вздрогнул, как гальванизированный головастик.

– Не густо, – усмехнулась Вера, извлекая денежку и рассматривая ее на свету. – А сам на что жить будешь?

– У меня все есть! – поспешил заверить ее Филя. – А чего нет, то будет.

– Это верно, – сказала она, прищуриваясь. – Ты вот что, сходи в магазин, купи лакейскую одежду. Да смотри, не самую дешевую бери.

– А зачем?

– Поедем с тобой в субботу в бани. Мне девки шепнули, твой краб очень париться любит. Без приглашения туда не пускают, там только для членов клоба. А вот лакея с собой привести можно. Понесешь мой несессер и Пруньку.

– Пруньку? – переспросил Филя. На какой-то миг ему показалось, что речь идет о чем-то крайне непристойном.

– Собачку, – бесстрастно сказала русалка, скручивая волосы в блестящий жгут. – Только в бане чтоб без глупостей. К крабу не кидаться, шум не поднимать. Наша задача узнать как можно больше. Если все получится, доберемся до его дома, а дальше ты уж сам. Как там принято у вас, у героев? Взлом, кавалерийский наскок, убивство?

– Я не герой, я картограф, – тихо сказал Филя. – На месте разберемся. Буду ждать.

Русалка загадочно улыбнулась и вышла. Глядя ей в спину, Филя не мог не дивиться тому, как красиво она плывет по комнате, едва касаясь легкими ногами затоптанного домотканого ковра. В такую бы влюбиться! Но эта пава не для него, и вообще не для кого. Она охотница на мужчин, грабительница кошельков, мудрая летучая мышь, приученная пить густую кровь своих дремлющих парнокопытных жертв. Нет, не для Фили она родилась. Да и он ей не пара.

В комнате у Вити было душно, от буржуйки волнами расходилось тепло. На столе в коробочке вились черви и опарыши. От их вида Филю чуть не вырвало, и он спрятал нос в рукав. Витя усердно кормил лягушку. Она сидела у него на колене и послушно открывала рот, как только он подносил к нему очередного червя.