Лебёдушка

Но на следующий день от этой кошмарной усталость не осталось и следа. Чуть подрагивали ноги и воспоминания о вчерашнем вечере в сауне рождали в душе смятение и раскаяние. Ладно, про мужчин говорят, что они нижней головой поперёд верхней думают, но она-то — женщина. Мужняя жена — и что позволяет творить с собой? Однако, подумав о муже, Анита утихомирила свою совесть. Был бы муж боеспособен — другое дело, но коли так вышло, что ему ничего не надо теперь, что ж ей, Аните, пропадать во цвете лет? Или пойти повеситься?

Сводить счёты с жизнью абсолютно не хотелось и чем ближе приближалась стрелка часов к цифре шесть, тем большей решимостью наполнялась Анита: ну, ещё разок потешится с молодым, да опытным Пертту — что тут такого? Да только не закончилось всё одним разом-то...

Этот Коскенсало женщину словно околдовал. После каждого свидания говорила себе: «Хватит! Остановись!». Но стоило тому только пальцем поманить: бросала все дела, забывала о своих обязанностях, врала домашним — и бежала на встречу с любовником. А Пертту с Анитой позабавился как только мог: не осталось ни одной неосуществлённой фантазии, ни одной не испробованной позы.

Однажды, когда запыхавшаяся Анита притворила за собой дверь старой кузницы, ставшей привычным местом встреч, ей навстречу из темноту шагнули двое: Пертту и его друг — прыщавый, сильно воняющий потом Олави Иммонен.

- Припозднилась чего-то, мамаша!

- Кайсу ждала, детей оставить не с кем было.

- Ах, Кайса! Вот бы кого распечатать: из лесной дикарки такая красавица выросла!

Аните неприятно и обидно было слышать эти речи, но за четыре месяца встреч с Пертту она научилась безропотно глотать обиды, так же, как глотала его сперму.

- Ладно, не напрягайся. Пошутил я...Никакой радости от этих девственниц, то ли дело — зрелые тётки, правда?

Пертту сильно шлёпнул Аниту по заднице. Олави всё это время раздевал взглядом женщину. И взгляд этот ничего хорошего ей не сулил. «Что здесь делает этот хлыщ?»

- Тут, мамаша, такое дело: в картишки мы с другом перекинулись. На деньги. И задолжал я ему. Не обслужишь товарища, а то он не верит, что ты такая крутая давалка, как я описал? Он мне долг и простит. А?

Анита сначала побледнела, потом густо покраснела от злости.

- За кого ты меня принимаешь, Пертту? Я вам что, шлюха вокзальная?

- А разве нет? Как тебя назвать: такую ненасытную до молодого и упругого тела? Или думала, у меня с тобой любоооооовь? Не ломайся, давай! Убудет с тебя, что ли?

Анита развернулась и направилась к двери, в которую не так давно вошла, но ей в спину полетело:

- Учти: если вот так развернёшься и уйдёшь, нам без разницы - всё равно скажем, что с двумя покувыркалась.

И тут Анита поняла, что сама себе устроила такую ловушку, из которой без потерь не выбраться. Она ещё могла убраться из кузницы и хотя бы для себя самой сохранить частицу души незапятнанной. Но не суждено было ей  гордиться собой как не подчинившейся, не уступившей. Не хватило духу. Со слезами на глазах пошла женщина в комнатушку, обустроенную ими с Пертту для своих тайных свиданий, и принялась дрожащими руками снимать с себя одежду. Олави громко засопел, когда она, сидя на продавленном старом диване расстёгивала его штаны, а потом начался её персональный ад: сделали с нею друзья всё, что хотели. И по очереди, и вместе...

- Умница, детка! - похлопал Аниту по спине Пертту, когда Олави собрался и ушёл. - И тебе приятно, и мне хорошо. Теперь я этому гадёнышу ничего не должен. Иди, помойся, я там воды в канистре привёз.

Женщина двигалась, как зомби, и в голове её словно чёрная дыра образовалась: гулко, пусто и пугающе. Когда она вернулась из соседней комнаты, где немного привела себя в порядок, Пертту курил, лёжа на диване.

- Ну, иди ко мне, моя красавица. Кое-кто тебя сейчас приласкает.

И снова довёл её до оргазма своим умелым языком.

Анита горько плакала, когда её тело сотрясали волны удовольствия, перекрывающего все её обиды. В те краткие мгновения, когда взрывались в мозгу разноцветные фейерверки и в теле дрожала даже самая крошечная мышца, позволяла себе женщина забыть это ощущение: грязная шлюха, вот она кто...А горькими слёзы были от того, что только сейчас она осознала: ни разу не получила она оргазма способом, отличным от того, которым ей и муж дома мог удовольствие доставить. Ради чего она пошла на предательство? Но поздно было об этом думать, поздно…

По городу волной пошла дурная молва. Пертту или кто-то из его приятелей, побывавших в старой кузнице, трепанул языком — и пошло, поехало. Анита не слушала увещеваний мужа, не обращала внимания на слёзы престарелой тётушки. Голос тела кричал сильнее голоса разума. Кайсы она сторонилась: та смотрела такими горящими глазами, что Анита боялась воспламениться.

Но сгорела не она: старую кузницу подожгли тёмной осенней ночью. Полыхнуло жарко. Говорят, сильно бензином пахло в воздухе. Глава администрации расследование проводить не стал: чего там расследовать, сносить давно собирались. Знали в Мяннюнкюля, что за змеиное гнездо сгорело. Из уважения к Эркки при нём никто эту тему в магазине не обсуждал. Итак бывший балагур и весельчак замкнулся, лицом потемнел, а волосами белый, как лунь. В считанные дни поседел, как начали по городу Анитино имя полоскать.

 

Всю правду про сгоревшую кузницу знали только Кайса да Юкка Рантала. Пошли на риск, думали, образумится Анита, но в ту реально как бес вселился. Глава администрации, не без просьбы со стороны Юкки, отослал Пертту Коскенсало на дальнюю лесную делянку. Пара недель прошла «всухую», без жестоких игр с Пертту, а уже истосковалась по нему Анита, хоть вставай на лыжи да иди разыскивать своего «сладкого мучителя».

Мысль эта настолько плотно засела в голове Аниты, что однажды не нашла та ничего лучше, чем отправиться в гараж городской администрации и посулить немалую сумму денег тому, кто её на делянку отвезёт.