Лебёдушка

Потрескивал огонь в печи. Эркки задумчиво отщипывал кусочки от ржаной горбушки, которую взял с деревянного блюда, стоящего посреди стола. Отправлял их в рот, медленно и тщательно пережёвывая...

- Заговорила я вас, даже ужином не накормила. Кайса-то в обед хорошо живот набила, да яблок нахваталась, пока собирала, а тебе придётся подождать пока приготовлю чего-нибудь…

- Не суетись, Марта, не голодный я...Посиди лучше со мной, а то когда теперь сможем вот так — только вдвоём — побыть. Не думай, что напугала меня своими семейными сказками. Но понимаю теперь, почему на предложение моё решительным отказом всякий раз отвечала. Тебе лучше знать, как правильно. Может, и не ведаешь туманом скрытого будущего, да сердце подсказывает: что хорошо, что плохо...Хотел я свадьбу отменить, магазин продать и уехать. Только ты правильно сказала: от себя не убежишь. Не смогу жить от тебя вдали. Спокойнее на душе, если вы с Кайсой поблизости будете. Не бойся о помощи просить, когда нужда в том будет... Не чужая ты мне. На Аните я женюсь и постараюсь ей хорошим мужем быть — насколько это возможно…

Сорвался с места, двух шагов хватило, чтобы с любимой рядом оказаться, крепко сжал в своих медвежьих объятьях, зарылся лицом в её волосах, травами пахнущих.

- Марта, голубушка, что ж ты со мной делаешь? Не будет мне без тебя ни счастья, ни радости!

- Не говори так, Эркки! Пока живём, надо уметь каждому дню благодарность отдать. Не хотела я таких испытаний нам обоим... Думаешь, мне легко? Душу как когтями острыми на части рвут... Всегда себя сильной считала, несгибаемой, а нынче...Если б не Кайса… - Махнула рукой Марта, не стала озвучивать мысли свои чёрные, голову к земле склоняющие. А Эркки и не хотел ничего слушать, нетерпеливыми губами по лицу, по шее, по груди гуляет, пуговицы на платье расстёгивает...Остановить бы его, пусть охолонет, успокоится...Да нету у Марты сил на это. Не хочет противиться тому, чего и самой хочется, о чём день и ночь мечтается…

- За печку или на чердак? - жарко шепчет ей Эркки на ухо, а сам уж с себя рубаху тянет, никакого терпения нету!

- На чердак… - отвечает Марта, прихватывает со стола керосиновую лампу, проверяет печь — хорошо ли прогорели угли? Задвигает заслонку на дымоходе и выскальзывает в сени первой: оттуда на чердак ведёт добротная лестница с широкими ступеньками. Хранится там скарб домашний, в хозяйстве не всегда надобный, да кое-что из съестных припасов, что не обязательно в подполе хранить… Мелькают у Эркки перед глазами стройные Мартины ноги в простых коричневых чулках «в ёлочку» и кажется тому, что разорвёт его сейчас от желания.

У Кайсы в уголке чердака место для игр обустроено: матрас старый покрывалом накрыт. Покрывало древнее, молью траченное, да кому до этого сейчас дело есть? Лампу пристроили подальше, чтобы не свалить в любовной суматохе нечаянно, да упали на матрас. Чувствам дали волю и понеслись те бурной весенней рекой, прорывая все плотины...Не почувствовали даже, что матрас комковатый и стылый, как осенняя земля. Жаром тел быстро ложе своё обогрели. Эркки на матрасе вытянулся: под спиной холодное шероховатое покрывало - сверху горячая да гладкая Марта. Не стесняется, глаз не закрывает, ласкает его и взглядом и всем телом своим. Поняла, чего он хочет, чуть приподнялась, впустила его в заветное влажное тепло, застонала глухо, потихоньку начала двигаться вверх и вниз — наслаждение так мозг затуманило, что Эркки чуть сознание не потерял…

- Постой, не спеши… Дай, налюбуюсь тобой…

Груди тяжёлые, молочно-белые. Голубые ниточки вен под кожей бегут, ореолы у сосков небольшие, розово-коричневые...Потянулся Эркки к ним, как младенец несмышлёный губами и языком прильнул...Запах Мартиного тела голову кружит, а она от его ласк почти без чувств…

Поменял их осторожно местами. От сладких губ Марты оторваться не может. Руки любимое тело запомнить хотят — каждую клеточку. Чуть выпуклый живот, островок вьющихся тёмно-русых волос под ним...Хотел пальцам волю дать — подразнить, поласкать раскинувшуюся перед ним без ложной скромности красавицу, да она притянула его к себе требовательно — не до баловства сейчас, позже…

И снова не спали толком всю ночь — дремали чутко, укрывшись старым тулупом, прижавшись друг к другу тесно. Просыпались по очереди, руки сами тянулись поласкать лежащего рядом. И продолжалось сумасшествие до тех пока не развиднелось на улице, не послышалась снизу возня проснувшейся Кайсы.

Тогда Марта встала первой, торопливо оделась. Как могла — без расчёски и зеркала - волосы привела в порядок. Опустилась на колени, поцеловала Эркки в выглядывающую из-под тулупа щёку.

- Ты поспи ещё, если хочешь, а мне хозяйством заниматься нужно: про всё на свете с тобой позабыла!

И ушла, тихонько ступая, унесла своё тепло, свой запах.

Не стал и Эркки залёживаться. Понежился всего несколько минут, в перекрёстные балки глядя. Не ушло ещё ночное сладкое наслаждение, но глухая дневная тоска уже подкрадывалась. Ещё несколько часов — и нужно возвращаться в Мяннюнкюля, в другую жизнь. И так теперь всегда будет. Одна жизнь — настоящая, да тайная — на хуторе Руусукаллио. Вторая — притворная, для людей — в Мяннюнкюля. Собрал в кулак силу воли: не надо Марте тоску свою показывать и откинул тулуп решительно, чуть поёжившись в утреннем холоде. Оглядел своё тело — всё ещё поджарое, подтянутое. Раньше рад был, что не распускает себя, не отрастил, как многие друзья-приятели «пивной животик». Сейчас вот подумалось: долго ли ещё продержится, если та, притворная жизнь, начнёт из него энергию выкачивать? Махнул головой, как Мартин конь Руско, схватил с пола штаны, стал одеваться…

Кайса к домашним хлопотам привычная. К тому времени, как Марта вниз спустилась, у девочки уже и печка растоплена, и вода в кофейник набрана, и в курятник она сбегать успела. Насыпала курам зерна, налила свежей воды и проверила, нет ли в гнёздах чего? Несушки порадовали - шесть ровных крупных яиц, чуть перепачканных птичьим помётом, лежали на скамье у печки в глубокой тарелке.