Страница 3 из 98
Той осенью дожди начались рано. И они всегда сопровождались сильными порывами ветра, это был ещё не левендат, тот никогда не нёс собой смерчи и грозы, он мог пригнать снежную бурю, но, как правило, после этого стихал на три дня и возобновлялся только на рассвете четвёртого. Урожай насилу успели убрать, когда ударила первая буря, неся за собой разрушение и опустошение.
Словно природа чем-то была недовольна. Левендат, подобно своему неугомонному ветреному тёзке, не боялся никого, и его ничего не держало. Он продолжал улыбаться самой страшной буре, как будто и не существовало её. Он смеялся. В буйстве ветров находил успокоение. И к тому времени юноша уже оставил попытки получит от родителей признание и понимание. Да, не идеальный сын, но проще смириться с этим, чем снова попытаеться что-то доказать. Вот и в тот день вновь разозлил отца и мать своим живым нравом, который никто из них так и не понимал.
- Левендат! А ну вернись! Ты мне ещё сын! – кричал отец вслед парнишке, который привычно поднимался на чердак, куда теперь уходил сам, не дожидаясь, пока его туда угонят.
В этот раз родители требовали от него надеть кафтан ученика городского управленца, стать преемником отца, а строптивый сын опять сделал не то, что надо, не то, что требовал от него обычай. Он улыбнулся на доводы и покачал головой со словами: «Это не моё, отец! Ты ведь сам понимаешь!». И молча, вышел прочь. Отец вслед кидал проклятья, мать ревела. Ничего, к утру оба поймут, рассудят, что прав гордый сын, не его это дело - быть городским главой. Да, он все это хорошо понимал, и, наверное, уже знал больше, чем положено в его возрасте. Но управлять городом? Нет, даже его рыжие^ волосы этому не благоволили. Всегда найдется тот, кто суеверно от него открестится и поставит под сомнение его власть. Им ли не знать? Так зачем просить то, что не имеет смысла?
Юноша открыл окно, сел на подоконник и приложил к губам самодельную флейту, на которой ещё по малолетству выучился играть весёлые мелодии.
Дождь прекратился к вечеру, тучи расступились, и лучи заходящего солнца озарили вымытый город. Перед глазами открывалась сказка, Левендат отложил флейту и с восхищением смотрел на игру красок, как же прекрасно было увиденное. Он счастливо засмеялся, если кто услышал из соседей, решил, что сам демон Гургун*****, слуга Тёмного, смеётся во славу своему господину.
Как же он любил этот мир и эту жизнь! Отдал бы всё , чтоб ничто и никогда не омрачало эту красоту, чтоб этот мир жил и не знал своего конца никогда. Он задумался, глядя на заходящее солнце, и сам не заметил, как мечты превратились в дрёму, когда же вновь открыл глаза, солнце уже село, тучи заволокли небо и начинался противный мелкий дождик.
Под окном послышалась возня. Юный Левендат почувствовал на себе чей-то взгляд и посмотрел вниз. Напротив крыльца стоял экипаж, запряжённый парой чёрных коней. На дверце кареты красовалась серебристая «С», а около неё стоял человек в годах, закутанный в дорожный плащ, седые волосы выбивались из-под чёрной шляпы. Гость разглядывал юношу, тот тоже посмотрел на него, а потом дружелюбно улыбнулся и, опять подняв к губам флейту, заиграл чудесную мелодию. В это время из дома уже выбежали отец и слуги. Глава города проследил взгляд гостя, услышал мелодию и лишь бросил с досадой сыну.
- Левендат, несносный мальчишка, хватит играть! – в ответ тот заиграл другую мелодию, ещё более счастливую и озорную. Отец выругался и уже собирался извиниться перед гостем за хулиганство сына, но тот ответил тихим, но красивым голосом:
- Хорошая мелодия, пусть играет, — Глава удивлено кивнул и пригласил его в дом, а расторопные слуги уже затаскивали багаж.
Только далеко за полночь Левендат спустился в свою комнату. Замерев в коридоре, он понял, что ни отец, ни гость ещё не ложились, они сидели около камина в просторной гостиной и вели разговор. У него не было привычки подслушивать, да и злить лишний раз отца нет желания, так что он тихо отворил и затворил дверь в свою комнату и лёг спать. Убаюканный шёпотом дождя за окном, и предвкушая новые проделки, мальчик уснул.
* * *
В это время в гостиной и правда, вёлся тихий разговор.
-…Он невыносим, всегда себе на уме. Не знаю, что с ним делать… – жаловался Гуран старому другу. Он любил сына, но не понимал. – ни дня, чтоб что-то не натворил… Что-то сломать, что-то пролить или разбить. Каждый раз если что-то случается, точно знаю, что это натворил он, когда только успевает?
- Ну, я тоже в детстве был невыносим, тебе ли это не знать, друг мой, — ответил тихим голосом гость. – И именно из-за меня хваталась за голову городская стража. Только в отличие от твоего сына непросто шутил, я был не прочь и подраться, и украсть, если помнишь… А став постарше, от меня все родители запирали дочерей… сам вспомни…
- Сет, но ведь он не ты, ты не отворачивался от церкви! – горечь так и сквозила в словах городского Главы. Гость засмеялся тихим добрым смехом. Это был никто иной, как Сет Знающий. Так, его прозвала толпа, за знания и мудрость, за веру в силу Всевышнего. Он был героем мирных лет, омрачённых скверной интриг и происками диких тварей.
- И он не отвернулся от церкви! С чего ты взял? То, что он в детстве не любил молитвы и службы? Я тебя умоляю, я тоже их выучил не раньше десяти, а на службах и сейчас сплю. Языки статуям, в четыре года? А я в пятнадцать залез в церковь и углем нарисовал всем усы и много других подробностей. А то, что писал про кошку, мне кажется ты что-то тогда упустил, не похоже это на шутку и проказу. Поверь тому, кто сам был на это способен, и сейчас не прочь, да возраст не тот – усмехнулся старый герой. – Каким бы ты его ни считал безнадежным, не может, кто так улыбается во сне, отступить от Всевышнего, а играя такую музыку и подавно. Ты хоть раз пытался понять его, Гуран? Или всё так же рубишь сплеча, как и прежде? Или так же, как и многие церковники, подвержен суеверию, что все беды от рыжих? Но, друг мой, этот рыжий мальчишка хоть и хулиган, но он твой сын, и из твоих писем я знаю, что он очень одарён, а шалости, они же добрые, мы с тобой и то шутили хуже.