Китайская комната

В момент всеобщего недоумения один юноша с задней парты стянул с себя свитер крупной вязки, оставшись в черной футболке, подошел к преподавательнице и натянул на нее пропахшую мужским одеколоном одежку. Пока все колебались между вариантами «верю-не верю» на слова Олимпиады, он заприметил просвечивающую сквозь намокшую ткань белой блузки аппетитную грудь четвертого размера. Подобные оптические радости обычно не способствуют успешной сдаче экзамена молодым юношам, обремененным традиционной сексуальной ориентацией.

– О! А вот и первый кандидат на помилование! – откликнулась на жест помощи Олимпиада. – Как ваше имя, юноша?

– Кирилл.

– Что ж, Кирилл, раз уж взвалили на себя непосильную ношу рыцаря в блестящих доспехах, вам ее и тащить.

– А чего делать-то нужно?

– А сделать нужно совсем немного. Во-первых, заскочить в деканат и подтвердить, что сегодняшний зачет принимаю действительно я. А то, судя по сомневающимся лицам ваших коллег, вас не предупредили о замене. И, во-вторых, сбегать в буфет за стаканом горячего чая с лимоном и сахаром. В противном случае я подхвачу пневмонию, умру и до конца ваших жалких жизней буду приходить к вам в кошмарах и винить в своей смерти. Кому это надо? Никому! Так что руки в ноги и в буфет!

Когда же Олимпиада отогрелась благодаря обжигающему горючему и мужскому свитеру, свисающему ей почти до колена, новоявленная преподавательница начала гонять студентов по вопросам, но довольно быстро прервала их нелепый словесный поток широким зевком:

– Еще чуть-чуть, и я усну. Вам самим-то не скучно? Вижу, что скучно! А философия – это весело и зачастую смешно. Чего вы рты пооткрывали? А разве не смешно после фразы «Логос – это просвет, в котором я просматриваю фюзис как нечто целое и единое» сказать, что это и так всем понятно, а затем на двадцати страницах доказывать, что яблоко – это яблоко? Короче, так. Поступим следующим образом. Вас в группе двадцать один человек. В нашем распоряжении три часа с копейками. Зачет поставлю тем, кого через эти три часа буду знать по имени и фамилии, а как собираетесь врезаться в мою память – дело ваше. Хотите – Аристотеля в оригинале цитируйте, хотите – на губной гармошке играйте, хотите – вприсядку танцуйте.

– А стриптиз? – спросил повеселевший смазливый паренек.

– Что стриптиз? – не въехала с первого раза Олимпиада.

– Танцевать стриптиз можно? Запомните тогда? Меня кстати Дмитрий Родионов зовут.

– А вы уверены, Дмитрий, что сможете меня впечатлить? Мне как-то по душе умные мужчины, так что потрудитесь удивить своим интеллектом.

В результате студенты за три часа получили заковыристый автограф преподавательницы в зачетках и поняли предмет лучше, чем за прошедшие полгода. И удаляясь из аудитории, кто-то произнес: «Философия, оказывается, может быть увлекательной». Порядком подсохшая преподавательница вернула своему внезапному спасителю свитер, искренне поблагодарила и удалилась восвояси, предполагая, что больше в университет не вернется.

Но, как известно, человек предполагает… А не в меру активные студенты располагают.

Группа, с которой работала Олимпиада развернула красочную кампанию у дверей деканата с целью привлечения Олимпиады Ильиничны преподавателем в университет. Поскольку только она вызвала интерес к ненужному, как они считали ранее, предмету.

После многочисленных споров, аргументов и контраргументов Олимпиаду зачислили в штат, и она приступила к миссии сеятеля чистого, доброго, вечного.

Нельзя сказать, что преподавательская судьба складывалась для Олимпиады исключительно гладко. Федор Владимирович, не до конца очухавшийся после свалившего его инсульта и прознавший о прибытии его нелюбимой студентки на его любимую кафедру, оборвал телефоны деканата, ректората или чуть ли не регионального министерства образования, но зарождавшийся в нем маразм стал заметен все большему числу людей.

Да и студенты попадались весьма характерные – с живыми юношами и девушками Олимпиада Ильинична сладила, но роботоподобные заучки ей не поддавались. Едва ли не все их не устраивало: и чрезмерно вольготная манера повествования, и шуточки в адрес величайших умов человечества, и привычка покачиваться на стуле и даже внешний вид молодого специалиста. Олимпиада, покинув стены альма-матер, не предполагала, что вернется в академическую среду, поэтому позволила себе безобидные шалости в области трансформации тела – она сделала парочку малозаметных татуировок. Но если есть желание повозмущаться, даже скромной ласточки на запястье будет достаточно.

Однажды Олимпиада совершила фатальную ошибку – она забыла свои таблетки от тошноты. И как назло студенты вернулись с масштабного мероприятия с соответствующим названием «экватор». Естественно, что пахли они к первому учебному дню не альпийскими лугами и морозной свежестью. Целую пару она продержалась, а в перерыве отправилась вызывать рвоту, чтоб не свалиться от дурных ощущений.

В течение ближайших двух недель с Олимпиадой происходило что-то странное. Точнее с ней все было в норме, а вокруг нее происходили неясные телодвижения. Студенты стали тише – даже самые громкоголосые и болтливые, начальство отличалось излишней обходительностью, а к концу каждого дня на ее столе оказывалась маленькая пластиковая корзинка ягод, чаще всего малины.