Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 65

К концу той необъяснимой поры к Олимпиаде робко подошла одна из девочек-ботаников, которая откровенно негативно высказывалась о педагогическом таланте преподавательницы и ее глупых попытках сыскать себе дешевую славу, и спросила:

– Вы от нас скоро уйдете, Олимпиада Ильинична?

– С чего вы взяли, Рита?

– Ну… Вы же… Вроде как беременны. В декретный отпуск…

– Я?! Откуда такая информация?

– Просто я недавно видела, как вас тошнит. Токсикоз, я слышала, жуткая вещь.

– Рита, но ведь тошнота может быть вызвана не только токсикозом.

– Еще вы начали носить объемные свитера. Наверное, уже животик округлился. Я понимаю, вы скрываете. Я никому не скажу, – хотя по лицу девушки было видно, что уже рассказала. – Но вы, пожалуйста, пока не уходите в декрет.

– Это почему? – решила поддержать легенду Олимпиада, ожидая, к чему выведет непривычно застенчивая студентка.

– Нам тогда опять Олесю Александровну поставят. А она только кричит и бесится, когда мы неправильно отвечаем. А сама не дает ни нужных знаний, ни ссылок на источники, где можно найти информацию.

– А я, значит, даю?

– Вы сумели заинтересовать, – нехотя призналась девушка.

– Что ж, Рита, приятно это слышать. И можете не беспокоиться – я в декрет не собираюсь. В ближайшие несколько лет точно.





– Вы не беременны?!

– Нет.

«Эх, – думала Олимпиада, – с логическим выводом у них все еще проблемы». Даже Маргарита, одна из умнейших студенток на потоке, по двум предпосылкам сделала совершенно неверное умозаключение. А то, что эти предпосылки, могут быть и не связаны, даже не предположила. Тошнота… У преподавателей что, не может быть похмелья? Или молодежь считает Олимпиаду слишком старой для таких развлечений и последствий? Обидно, между прочим. А свитера… Вот кто бы понял боль и отчаяние Олимпиады от четвертого размера груди при ста шестидесяти сантиметрах роста? Да, съела она лишнюю булочку перед сном. Да, эта булочка отложилась в груди. Да, грудь не залезла в бюстгальтер. Да, пришлось прятаться за объемным свитером до покупки нового лифчика или ждать, когда «несчастье» Липы хоть малость усохнет.

Погруженная в работу Олимпиада пропустила расползающиеся по университету сплетни о своей мифической беременности, но активно прислушивалась к их опровержению. И все вернулось на круги своя – она вновь преподавала философию интересным взрослым людям, а не стерильным школярам.

 

В ближайшее время после трудоустройства Олимпиады в учебном заведении ее родной факультет расщедрился на создание уникального образовательного направления, связанного с дизайном и искусством. По сему поводу был произведен набор смелых и открытых к новому студентов, а также – новых лиц в профессорско-преподавательском составе. И с той, и с другой группой Липа не то чтобы сдружилась, но пребывала в состоянии добродушного нейтралитета. Пока один из новоприбывших педагогов не решился на открытый конфликт.

На очередном собрании кафедры еще молодой мужчина в неуспехах юных студентов обвинил именно Олимпиаду. Обвинил грубо, громко и не подобающе академической среде:

– Я у них спрашиваю, почему не готовы эскизы, а они, как китайские болванчики, виновато кивают и только лепечут невнятно, что не успели, потому что готовились к семинару по философии. Они будущие дизайнеры! Неужто они не проживут без этих ваших… Маркса с Энгельсом, к примеру? Еще как проживут! А вот без навыков построения композиции останутся никому не нужны!

Он кричал, а Олимпиада оценивающе вглядывалась в его лицо. Красивый. Немногим старше ее самой. Только за все месяцы его работы она впервые заметила в его лице эмоции. Он никогда не выглядел отрешенно мрачным, но и лучистым солнышком его никак не назвать. И вот он сорвался. Впервые. Липа не думала, что боролась за что-то в отношении этого мужчины, но заметив его исказившиеся губы, периодически взлетающие брови и искристый взгляд, она ощущала сладкую победу.

Притихшие кафедралы откровенно косились в ее сторону. Для них подобный выпад также стал неожиданностью, и они предвкушали реакцию виновницы подобной пародии на ораторское искусство. Хотя виноватой Липа не была. Винить можно было студентов за то, что повелись на ее харизму и разучились выбирать из предметов более важные, менее важные и «А, плевать, помню, как фамилия препода, и на том должны быть рады», либо министерство образования, которое предлагает невыгодный для будущих специалистов учебный план. Однако произнести вслух эти причины равноценно добавлению в ощущение победы ложки дегтя.

– Вот именно. Они дизайнеры, а не художники, Даниил Юрьевич, – принялась опровергать обвинение Олимпиада Ильинична. – Они не станут успешными в профессии, если освоят лишь основы композиции и колористики. Им предстоит работать с клиентами, то есть эффективно коммуницировать с другими людьми. А для этого важно овладеть циклом гуманитарных дисциплин, в том числе и философией.

Его ноздри раздувались с каждым словом Липы все сильнее. Четко проступившая на виске пульсирующая венка сигнализировала о крайнем негодовании, но и дураком Даниил не был. Он понял, что прежней несдержанностью изрядно дискредитировал свою незапятнанную репутацию. Поэтому на реплику адвокатессы философской науки промолчал.