Страница 122 из 133
Нет, я сама по себе очень далека от популярного западного закидона под названием политкорректность. Глупость должна называться глупостью без всяких изящно-смягчающих словесных оборотов. Но зачем, же оскорблять! Ведь даже у очень недалекого человека есть чувства, и одно из них чувство собственного достоинства. Да, этой грубоватой мужеподобной женщине дано богом не так уж много. Зато она практически полностью загружает отмеренный ей свыше ресурс. А этот докторишка... Ведь не молод, а прозябает в занюханной тюремной больничке. Не в своей частной клинике с клиентурой из богатеньких 'буратин', а, повторюсь, в занюханной тюремной больничке. Способностей не хватило на что-то большее? Так чего нос задирать, если, по сути, ты такой же недалекий, с трудом доросший до своего места под солнцем. Да и потом не верится мне в то, что свои способности этот врачеватель эксплуатирует так же эффективно, как недалекая охранница. Вот готова поспорить, что КПД использования заложенного природой у нее гораздо выше докторишкиного. Вот и получается, что она достойна гораздо большего уважения, а вместо этого получает болезненные оскорбления от немолодого сморчка.
Освободившейся рукой я удержала рукав конвоирши, и когда она удивленно подняла свои глаза, улыбнувшись, подмигнула. В ответ небольшой смущенный кивок и расцветающая в ее душе благодарность.
Раздеваюсь. И ужасаюсь. Все тело расцвечено пятнами синяков. Некоторые с кровоподтеками. Видно месили меня вчера не по-детски. А это я еще лица своего не видела. Но надо сосредотачиваться на положительном. Вот зубы все на своих местах. Нос сохранил свою форму. И вообще без переломов обошлось. Ведь это многого стоит. А синяки... заживут. Так что лучше думать о вещах более насущных. Например, висящее на шее колечко никому не хочется показывать...
Немного извернувшись, ухитряюсь незаметно снять веревочку с украшением вместе с маечкой. Когда из одежды на мне остаются только ботиночки, решительно делаю пару шагов, к доктору... Богини своей наготы не стыдятся, а дикарки ее не осознают. А я можно сказать и то и другое, поэтому стою горделиво, стараясь не дрожать от холода.
А доктор спокойно доедает бутербродик, даря заоконному пейзажу гораздо больше внимания, чем покрывающейся гусиной кожей мне.
Но вот перекус закончен. Поднявшись со стула, хозяин кабинета неспешно разгладил усы, после чего, мазнув по мне невидящим взглядом, прошел к «притаившейся» в дальнем углу раковине. Не торопясь, вымыв руки, он внимательно разглядел себя в зеркале. Пара минут ушла на ликвидацию пятнышка на носу и избавление бороды от крошек. Следующий пункт программы - размеренное шествие к шкафу стоящему в противоположном конце комнаты. Еще одна неторопливая минута на извлечение из недр мебели пустого бланка. Обратное путешествие к столу тоже не отличается стремительностью.
Прежде чем сесть на стул хозяин кабинета неторопливо оглядывает меня сверху донизу. Словно данные считывает. Рост, вес...
Хм... рост... Говорят, человек растет аж до двадцати пяти лет, но не думаю, что мне удалось сильно вытянуться от своих ста шестидесяти шести, намерянных на первом курсе. Во всяком случае, на одежде это никоим образом не отразилось. Вес же, в отличие от роста, величина менее постоянная, и по мнению бабушки, для большей показательности должен выражаться не в килограммах, а в загадочных единицах восприятия. Например, мой вес, по ее словам, как раз такой, чтоб на руках носить. Правда после вынужденной прогулки по лесам и долам моему потенциальному носильщику должно стать на много легче. Может он даже и одной левой обойдется.
Что дальше? Волосы? Прямые, чуть ниже плеч, странноватого оттенка, унаследованного от папаши. У нас есть его трехколерное студенческое фото: темные волосы, рыжая борода и светлые усики. В моей шевелюре присутствуют все три цвета, правда, в разной пропорции, создавая своеобразный золотистый оттенок русого цвета, выгодно выделяющий меня в толпе искусно покрашенных красавиц. А вот слегка вытянутое лицо, даже при наличии больших серых глаз, выглядит несколько бледновато... пока в руки не попадет косметичка. Пара неярких штрихов способны высветить мои правильные аристократические черты. Правда сейчас они оттенены великолепными фонарями, но искренне надеюсь, что скоро синева сойдет. Кстати, «аристократическим» их называла бабушка и, ей как профессиональному гримеру, я склонна доверять. Кто знает, может и в правду в жилах далекого предка, оставившего мне в наследство фамилию и национальность, бурлила весьма голубая кровь.
Тем временем обладатель голубого френча с критично-обреченным выражением лица пробегает глазами по строчкам пустого бланка, после чего поднимает голову и смотрит на меня в ожидании ответа на незаданный вопрос...
«Ну, конечно! - озаряет меня понимание, - с чего же еще начинаются все документы!» Горделиво вскидываю голову и громко, с подчеркнутой четкостью произношу:
- Елена Альбертовна Ланцкен.
Доктор, медленно повторяя, записывает и, закончив, снова смотрит на меня в ожидании.
- Червоточинка, - неожиданно для себя самой озвучиваю свое школьное прозвище.
Оно тоже уходит записью в бланк. Парочку граф доктор заполняет самостоятельно, после чего вновь поднимает глаза с немым вопросом.
Интересно, что сейчас? Может местная «шестая графа»? И кто я тут? На родине всегда была немчура, по жизни считала себя русской. Но здесь эти понятия как-то подутерялись. Нужно что-то новое. Может, Евразийка? Или Землянка?
- Богиня, - решительно озвучиваю свой выбор.
Контора пишет... Надеюсь, последние не попало в графу «Диагноз»...