Страница 36 из 118
– Когда тебя через секунду проткнут мечом, и не такое поднимешь, – сказал Штуц. По правде ему самому было удивительно, как он смог такое провернуть.
– Молодчага, парень! – похвалил его Гиря и хлопнул по плечу. – Удивил ты меня.
Приятели помолчали.
– Что делать будем? – через какое-то время спросил Гиря. – Предлагаю ко мне в деревню пойти. Я, вообще, из этих краев буду. Три дня ходу, и мы на месте. Что скажешь?
– Не пойдет, – отрезал Штуц. – Ты уж прости меня, но откуда ты знаешь, что твоя деревня еще цела? Мы тут с осени штаны протираем. Кто знает, что творилось все это время в стране?
– Дык, провиант нам из сел возили, – возразил кузнец. – Все ж нормально было.
– Сегодня нормально, а завтра как? Ты знаешь? Времена, нынче, переменчивые, Гиря. Мародерство кругом, враги по Тибере бродят как у себя дома. Если повезет, найдем своих, кто, как и мы, жив остался, соберем отряд. Тогда можно будет в села идти, крестьянам помогать и врагов отбивать. От нас двоих никому пользы не будет. Сгинем за просто так, да и все.
– Ладно, убедил, – согласился Гиря. – Толковый ты парень, Штуц. Толковый и прыткий. Чего тебя вообще сюда занесло? Да еще в оружейники. Я б тебя капралом поставил, будь моя воля.
– Славы захотел, героем стать мечтал. Тьфу! – Штуц сплюнул. Слюна оказалась черной от грязи.– Совсем не так я себе войну представлял. Знаешь, что я понял, Гиря?
– Что?
– В сражениях нет места доблести и геройству. Ты убиваешь, чтобы не убили тебя, и продолжаешь это делать, пока кто-то не окажется быстрее и удачливее. Когда ты поднимаешь оружие, то думаешь не о спасении родины, а о том, чтобы выжить. Спрашиваешь себя: это мокро от пота, или ты напрудил в штаны? И всем этим кошмаром повелевает случай. Я пролежал под грудой трупов, успев случайно укокошить одного лигерийца, и остался жив. А лежащий рядом солдат возможно убил десяток, прежде чем его достал меч противника. И может быть, когда-нибудь нас с тобой наградят за смелость и отвагу, за то, что выстояли в этом бою. А над могилами павших солдат прочтут говенную речь и забудут. Поэмы, в которых воспеваются подвиги отважных героев – чепуха, придуманная для того, чтобы не было недостатка в добровольцах. Может я не прав, Гиря, но мне почему-то кажется, что все обстоит именно так.
Гиря задумчиво слушал Штуца и не знал, что сказать. Он привык ковать железо, а не рассуждать о смысле вещей.
– Угу, – чтобы что-то ответить, произнес Гиря.
Второй день обессиленные Штуц с Гирей укрывались в лесу, пока лигерийские войска хозяйничали под замком Элидар. А к вечеру их войско через лес устремилось на запад. Проводив взглядом последний обоз, друзья вышли на дорогу.
Желудки были пусты. Штуца вело в стороны от голода. Гиря вроде держался, но бледность на осунувшемся лице и синюшные круги под глазами говорили не о лучшей форме кузнеца. Тем не менее, терять самообладание было непозволительно, и, подстегивая друг друга сальными шуточками, они брели по дороге на юг, преследуя одну немудрёную цель – убраться подальше от лигерийцев.
Время текло медленно и однообразно. Полная луна освещала дорогу. Когда же ноги Штуца стали отказываться шагать дальше, впереди у обочины замерцал огонь костра.
– Гиря, глянь-ка, мы здесь не одни.
– Северяне? – предположил кузнец.
– С чего бы? Они же на запад подались. Хотя, кто знает, все ли? Может, часть осталась.
– То-то и оно…
– Нужно осторожно проверить. Пошли.
Они свернули с дороги и, пригибаясь, стали медленно приближаться к огню.
Свет луны очертил одинокую телегу, стоявшую поодаль от костра. Ноздри зашевелились, учуяв запах жареного мяса. У Штуца закружилась голова. Гиря шумно втянул воздух.
Возле костра сидел человек. Он был один.
– Что делать будем? – шепотом спросил Гиря.
– Это не северянин, – прошептал Штуц, – но это уже не важно.
И помолчав немного, добавил:
– У него наша еда. – Совесть благоразумно молчала, когда в его голове зрел неподобающий для порядочного человка план.
– Будем брать?
– Да, – решительно сказал бывший оружейник и вдвух словах описал каким образом.
Они бросились к костру. Штуц подскочил к незнакомцу сзади и обхватил его пухлую шею. Гиря угрожающе замахнулся секирой. Обычно такие жесты делают людей покладистыми, и всякие глупости в виде попыток сопротивления тут же вылетают из их голов.
Толстячок поднял ладони вверх, выронив кусок мяса и маленький кухонный ножик. Его щеки надулись, на лбу проступила вена, в глазах полыхнул ужас.
– Не убивайте, добрые люди! – прохрипел он. – Я простой человек, ни с кем не воюю. Еду с запада к сестре. – Гиря расслабил мышцы, чуть опустив секиру. – Я тиберец. Прошу вас, не убивайте. Возьмите все, что хотите. Жизнь только оставьте, мне хватит.