Страница 32 из 118
– Вопрос решился. Атакуем сегодня ночью.
***
Рядовому Парку сегодня снова выпало стоять в ночном дозоре. До чего ж он не любил этого дела. Как ни старайся выспаться днем перед вахтой – ничего не выходит. Лагерный гомон, начинавшийся с рассветом, не утихал до темноты. Невыспавшийся и злой Парк принял дежурство и сейчас отчаянно старался не уснуть. Трескучий костер навевал дремоту, и ему приходилось ходить туда-сюда, выписывая замысловатые узоры в грязи и время от времени бросать взгляды на стены замка Элидара.
Вот Фейлстаф, пожалуйста, перед дежурством спит как убитый, хоть в барабан стучи над ухом. Все ему нипочем. Мягко ли, твердо, шумно ли, тихо – храпит как табун лошадей. Парк откровенно завидовал Фейлстафу.
Была середина ночи, и лагерь мирно спал. Вдруг что-то привлекло его внимание. Он остановился, прислушался. Кажется, он слышал шум. Или ему почудилось? Все было как обычно. Вон, капрал проснулся отлить. Спросонья он зацепил котелок, который кто-то забыл положить на место, и смачно выругался. Из ближайшей палатки донеслось сонное бормотание. Все, как обычно, и все же что-то было не так. Что-то неясное витало в воздухе. Он посмотрел в сторону крепости. Огни не горели – лигерийцы несколько дней подряд тушат все факелы на ночь. Парк снова услышал звук. Он был похож на шум волны, накатывающий на песчаный берег, только более частый.
Вдруг холодной струйкой по спине пробежал холодок. Этот звук можно было сравнить с шорохом сотен шагов. Парк еще раз глянул в сторону крепости.
– Поглоти меня туман, ничего не видно! – пробормотал он.
Часовой стал паниковать. Можно сейчас же забить в барабан и перебудить огромную кучу людей. А что, если он все же заснул на посту, и это просто странный сон? Парк хлопнул себя по щеке. Кажется нет. Он лихорадочно старался решить, как поступить. Шорох тем временем становился все отчетливей.
Тут он услышал бой барабана со стороны лагеря конного полка и, не раздумывая, принялся в ответ неистово колотить палками по туго натянутой коже.
Штуца подкинуло на соломенном тюфяке от резкого грохота. В лагере царила паника. Он ошалело стал озираться по сторонам, стряхивая с себя остатки сна. Снаружи оружейной палатки стоял невообразимый шум – били барабаны, орали матом солдаты, отовсюду слышались топот, лязг и крики. В палатку забежал офицер в кожаном поддоспешнике и шлеме. Железный шлем, по всей видимости, был единственным атрибутом доспехов, который он успел надеть.
– Где оружейник? – заорал он.
– Я здесь, – Штуц подбежал к офицеру.
– Где моя сабля?
– Вот они все, – Штуц показал на оружие, аккуратно уложенное в ряд. – Мы что, атакуем?
– Нас атакуют, идиот! – завизжал, офицер, обрызгав Штуца слюной. – Хватай саблю и дерись! – скомандовал он и, матерясь, выскочил наружу.
Вот оно. Настал его звездный час! В волнительном предвкушении он схватил чью-то саблю и выскочил из оружейной палатки.
Крики раненых солдат и рев лигерийцев, оглушая, ворвались в его уши. Штуц растерялся. Он не мог сориентироваться и не понимал куда бежать – вперед или назад. На него налетали люди, он с перепугу не мог разобрать – свои или чужие. Лязг железа, конское ржание – все походило на кошмарный сон. Потерянный Штуц ухватился за саблю двумя руками и выставил ее перед собой. Его толкали, орали что-то на ухо, но Штуц не мог разобрать слов. Он увидел, как огромный лигериец размозжил череп солдату. Кажется, это был Брадо конюх. В тот же миг в него ударила отлетевшая голова еще одного тиберца. Он оцепенело смотрел, как лигериец, размахивая топором, раскидывает в стороны вопящих солдат и прет прямо на него. Северянин уже занес секиру для удара, когда кто-то толкнул Штуца вперед. Падая на лигерийца, он увидел, как тому под горло вошла его сабля, и они вместе рухнули на землю. Штуц вскочил на ноги и дернул за рукоять клинка, но тот, пройдя через голову северянина, застрял в земле. Штуц не стал мешкать и схватил секиру врага.
Впереди замаячила спина в меховой куртке с мечом в одной руке и щитом в другой. Еще один северянин. Штуц размахнулся тяжелым оружием и ударил врага по спине, но удар получился слабым. Послышался приглушенный звон – секира распорола куртку и чиркнула по кольчуге, не причинив противнику вреда. Сердце парня ушло в пятки, когда лигериец стал разворачиваться в его сторону. Еле держась на дрожащих ногах, он снова замахнулся и со всей силы рубанул лигерийца в плечо. Воин рухнул на землю, и следом повалился Штуц, сбитый с ног очередным мертвым тиберцем. Он упал на землю и сильно ударился грудью и скулой. Щит мертвеца больно саданул по затылку, а его сабля оставила порез на руке. Труп придавил Штуца своей тяжестью, не давая пошевелиться.
Он повернул голову. С его плеча свесилась мертвая голова, почти касаясь его лица. Это был солдат из полка Херста, Штуц не раз видел его в лагере. Мертвец уставился на оружейника невидящим взглядом. Затем сверху упало еще одно тело, и его охватила паника, что он останется здесь навечно, погребенный под кучей трупов.
Штуц приподнял голову. Через него перескочила лошадь, обдав комьями грязи. Он на секунду зажмурился, а когда вновь открыл глаза, увидел, как северянин разрубил мечом горло лошади. Всадник с криком полетел вниз, где тот же клинок вошел ему в живот. Ледяной страх парализовал конечности, Штуца вырвало. Он лежал в луже своей блевотины и грязи, перемазанный чужой кровью, и каждую секунду ожидал клинка в спину. Дикие вопли раздавались то тут, то там. На землю падали новые трупы, и, казалось, этому безумию не будет конца.