Страница 36 из 49
— А ведь это и правда смешно.
— Я не смеялась!
Они встретились взглядами. Энтони захохотал первым, Альда подхватила. Этот смех был им нужен так же, как прятки в сундуке. Потому что это был только их смех и только их сундук. Как тайна, которую они могли разделить друг с другом. И как же радостно, что эта нить между ними не оборвалась даже сейчас, когда Энтони приехал из армии всего на пару недель.
— Я могу зашить, — отдышавшись от смеха, улыбнулась Альда. — Правда, я умею, и вышивать у меня уже хорошо получается.
— Чтобы оруженосец генерала Далкетта снимал штаны перед столь почтенной особой? — Энтони шутливо округлил глаза, Альда хитро приподняла бровку.
— Будто я не видела твоих худых лодыжек.
Она показала маленький вышитый явно ею мешочек. Внутри оказались иголка, моток темно-серых ниток и маленькие ножнички в виде клюва птички. Да она все рассчитала! От года к году Альда все больше удивляла Энтони истинно женскими повадками. Почему-то его эти изменения всегда заставали врасплох…
Он все же уговорил ее отвернуться, а штаны отдал, только когда засунул «худые лодыжки» в штаны попроще, из грубоватой ткани. Альда с готовностью взялась за шитье, рассказывая что-то о последних шалостях Берни. Энтони же следил, как ловко мелькала тоненькая игла в ее пальчиках. Когда это произошло? Когда Альда научилась вышивать таких соловьев, как на мешочке, что вот-вот взлетят, если зазеваешься? Когда Берни превратился в ребенка? Графу Оссори скоро пятнадцать. К тому времени, как он прибудет к армии, виконт Аддерли уже год как будет кавалерийским капитаном. Граф Оссори под командованием виконта Аддерли. Ради этого стоило терпеть годы насмешек и глупых выходок.
— Энтони, стучат.
Он моргнул. Альда отложила шитье и кивнула на дверь. Да, тихий стук. Стучащий хочет, чтобы его не услышали? Ну уж нет.
— Дверь не заперта, — усмехнулся Энтони, представляя, как огорчился уже собравшийся уходить Берни.
Дверь из светлого дерева, во множестве отметин от арбалетных болтов, приоткрылась. Выросший на пороге граф Оссори являл собой нечто жалкое. Несчастный и хмурый, он глядел себе под ноги, розовея не то от злости, не то смущения.
— Я должен попросить прощения. Я вел себя недостойно.
Слова давались ему с величайшим трудом, еще бы, попранная гордыня! Энтони чуть не рассмеялся. Он не видел Берни с прошлого лета. Почти за год мальчик стал еще смешнее прежнего. Подросший, худой, со сломавшимся голосом, неуклюжий, все еще ярко-рыжий, с веснушчатыми носом и щеками. Думал, Энтони не заметил, как тот поглядывал на старших друзей на уроке фехтования? И как впервые не пошел с ними купаться в пруду. Малыш не мог простить им трех лет старшинства.
— Так проси, граф Оссори.
Берни в удивлении взглянул на Энтони. Конечно, он не ожидал. Думал, как всегда, потопчется, пробубнит что-то извинительное, обзовет Тихоней и уйдет. Но детские игры закончились, ведь так?
— Я жду извинений.
Рядом ахнула Альда. Берни зарделся, сжал кулаки до побелевших костяшек. Энтони усмехнулся и направился к нему, стараясь не хромать. Дощатый пол стелился дорожкой победителя.
— Что же ты молчишь, граф Оссори? Мама не научила, что нужно говорить дальше?
— Научила…
Энтони не ожидал рыка, с которым Берни на него накинулся. Как и такой силы. Удар пришелся на живот, Энтони еле успел вздохнуть, как его повалили на спину. Притихшая боль в ушибленной ноге вспыхнула с новой силой. На этом барахтанья Берни и закончились. Пожалуй, вот она, польза от года в войске. Энтони потребовалась лишь пара ударов и сила, чтобы уронить этого безголовика, придавить к полу. Да он опешил! Привык, что они с Энтони подолгу возились в драках, и Берни частенько удавалось подбить ему губу или нос. Но те времена прошли. Граф Оссори распластался на досках, и у него не хватало сил сбросить с себя Энтони, высвободить руки, боднуть ногой. Он только бешено дышал и глядел на Энтони во все глаза.
— Ну, каково тебе? Понял, что теперь со мной не потягаешься?
Берни попробовал рвануться, но Энтони только уселся на него и с силой прижал его руки в половицам. Берни жалобно охнул.
— Отвечай!
— Слезь с меня, генерал лягушатника! — Берни оскалился, дернул ногами. До чего же убого, жалко!
— Как только услышу извинения. За всё. За все годы, что я терпел тебя, рыжее чудовище. За все обиды, за которые не мог с тебя спросить. Отвечай за всё!
— Ты спятил! Рехнулся!
— Я жду, Оссори!
— Отпусти!
Энтони нагнулся над ним. Сопит, вырывается, медвежонок. В глазах злоба и… страх? Этого редкого гостя Берни всегда хорошо скрывал. Больше всего юный граф Оссори боялся показать, что ему страшно. Боялся самого страха.
— Я сильнее, Оссори, — медленно проговорил Энтони, вкладывая в голос всю злость и горечь, что у него скопились. — И ты прямо сейчас признаешь это. Мое превосходство, не твое! Жалкий, маленький граф, непривычно признавать поражение?