Страница 30 из 31
— Вы не знаете Палача? — рядовой был изрядно удивлен вопросом сержанта.
— Не-а. Как по мне – дурацкое имечко. А кто это?
— Вы что? Опасно ее не знать. Все, кому на пути попадалась эта роковая красотка умирали долгой и мучительной смертью. Поговаривают, что она - сама смерть, гуляющая по белу свету и собирающая свой кровавый урожай.
— Что за ерунда? — сержант недовольно фыркнул. — Откуда вообще узнали, что этот Палач - девица, и уж тем более красавица? Она ж всех убивает. Да и при чем здесь Мерцающий Пик? Кто видел тот Пик? Одни сказки пустословные… Говно, а не история.
— Вот вы зря так. Люди за просто так молву пускать не станут. Может, конечно, приврут кое где. Может, вовсе она и не красавица, но уж что девица, так это точнее некуда. А то, что она совсем всех убивает, так это я так, для красного словца вставил.
— Лучше б палец себе в зад вставил. И то больше проку было бы. Никакого Мерцающего Пика нет, и девиц-красавиц оттуда тоже. Наслушаешься чего ни попадя, только голову свою пустую забиваешь.
— Ну, раз так, — почему-то неверие сержанта задело рядового за живое, — тогда, что, по-вашему, стало с южным лагерем?
— Да что там могло статься? Понапивалися от скуки, и хропака дали, а часового оставить забыли. Вот их местные и приняли. Зуб даю, хоть с пяток мужиков, но партизанить подались.
— Как знаете, сержант, как знаете. Но я бы на вашем месте по ночам на дежурствах не партизан высматривал.
— Ты не на моем месте, сопляк. Так что заткнись и двигай ногами, — сержант снова ударил латной рукавицей по шлему рядовому.
Грит крался немного позади отряда, скрываясь за деревьями, стараясь не попасться на глаза воякам и прислушиваясь к звукам леса. Он ступал так тихо, как только позволяли его ловкие ноги и сапоги из тонкой кожи. Задача была опасной и ответственной, ведь если Палач действительно выжила, и если она действительно скрывается в этих лесах, то ему предстояло совершить почти невозможное – наблюдать за ней в действии, выжить, и, что самое сложное, вернуться в деревню, чтобы доложить об этом.
***
Бак пришел в себя от того, что травинка с очередным вдохом попала ему в нос, и тут же закашлялся. Сквозь кашель он слышал звуки возни, где-то совсем близко. Кто-то громко кряхтел и сопел. Это был рыцарь. Он изо всех сил пытался выползти из-под оседлавшей его словно какую-то лошадь Аделаиды. Девушка же без особого труда пресекала все попытки на корню, при этом издевательски хихикая и вертя перед лицом рыцаря его же кортиком.
— Да отвали ты от меня! — ему наконец удалось выдернуть руку из-под ноги Ады, но свобода была недолгой. Девушка одним резким движением прижала ее обратно.
— А ты не быкуй, святоша. Нормальные люди за ножи не хватаются.
— Я же сказал, что никакой я не святоша, — выдохнул рыцарь и, осознав тщетность всей затеи, обмяк.
— Ага, рассказывай мне тут. Вон, латы орденские, с отличительными знаками… эм… третьей сотни, если не ошибаюсь. Нахрена стирал?
— Они мне противны, — он отвернулся, но Ада успела заметить на его лице мелькнувшую тень стыда.
— О как! Что ж такое? Денег мало заплатили?
— Да как ты… за кого ты меня принимаешь? — возмутился рыцарь. — Я не какой-нибудь паршивый наемник. Мое имя – Теллан Анрийский, и за этим именем стоит славный аристократический род, а аристократы всегда ставят идею прежде денег.
— По-моему, ты обычный калека в латах.
Теллан презрительно фыркнул.
— Перестань издеваться надо мной, женщина. Не лучшее время для того, чтобы пинать беззащитного пса.
— Беззащитного… тоже мне, — Ада перевела свое внимание на очнувшегося Бака. — Ты слыхал, пацан? Беззащитного пса. Слышь, паскуда, — это обращение опять было адресовано рыцарю, — по велению твоего сраного Создателя столько голов полетело, столько крови пролилось, что ты просто не имеешь никакого права просить пощады.
— Ты меня не слышишь, — выдохнул Теллан. — Я отрекся от церкви. Вот почему я стирал отличительные знаки. И уж кому как не мне знать о сложенных головах.
— Отрекся от церкви? — откашлявшись и переведя дух, вступил в разговор Бак. — Это как?
— А так, — ответила за рыцаря Ада, — что этот аристократишка решил сдриснуть по-тихому, сказать, мол я не я и хата не моя. Что, Теллан, совесть заела?
— Да, заела. Не проходит и минуты без ее зубов в моем сердце.
— Поэтичненько, но не отменяет твоей паскудной натуры. И как много времени тебе понадобилось, чтобы понять свою тупость?
— Слишком много, — перед глазами рыцаря пронеслись лица тех, кого ему пришлось убить во имя «правого» дела. — Слишком...
— Так вы что, просто передумали верить в великого и единого Создателя? — с искренним интересом поинтересовался Бак. У него в голове не могло уложиться, что так вообще можно.