Осада Джотиса

32 день месяца Чёрного снега.

Нестройный хор пьяных голосов горланил похабные песни. Солдаты забывали слова, путали куплеты, и до Талиана в основном доносилось что-то вроде: “Ла-ла-ла, по дороге девка шла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла, после встречи с тем солдатом, уж не девкой та была, ла-ла”.

Временами всё перекрывал всплеск оглушительного хохота или звон кружек, но куда чаще, чем хотелось, сонливость прогонял топот и разговоры вокруг палатки.

Талиан вздыхал, ворочался на кровати, скомкав и затолкав в ноги несчастное одеяло, но никак не мог уснуть. Почему-то казалось, стоит ему сомкнуть веки, как перед глазами возникнет окровавленный тан Кериан, или умирающая танья Радэна, или  ставшая уже привычной гибель Джотиса, или что-то ещё не менее ужасное.

Когда треугольник Талиана сменил цвет с малинового на голубой и его истинный дар пробудился, тан Анлетти предупредил, что на  раскрытие дара уйдёт немало времени.

Интересно, он знал, какими это обернётся для Талиана кошмарами и поэтому промолчал или…

Было в этой жизни что-то, чего не мог знать и предвидеть даже Тёмный тан?

Словно в ответ на мысли, острая боль прострелила ладонь. Талиан закричал и сжался в ком на кровати, но его крик потонул в шуме общего веселья. Даже воины, стоящие в карауле у входа, не заглянули внутрь.

Руку жгло нестерпимо, а всему виной — обручальный перстень тана Анлетти. От камня волнами накатывала тревога, страх потери и стыд за проступок, о котором Талиан ещё ничего не знал. Но именно это и пугало.

Собравшись, Талиан постарался до мельчайшей детали вспомнить затухающий костёр, фигуру тана Анлетти, засыпанную снегом, и то, как они сидели спина к спине.

«Я рядом. Всё будет в порядке. Умоляю, держитесь!»

В ответ на его мысленное послание боль в кольце немного утихла. Окрылённый успехом, Талиан продолжил думать о доверии, о дружбе, о поддержке. О том, что не всё потеряно. Они оба живы, а значит…

Решающая битва ещё впереди.

Камень в перстне в последний раз осветил палатку мертвенным голубым светом и потух, оставив едва различимое «Спасибо» в памяти и вязкую сухость во рту.

Хотелось списать всё на неумение обращаться с волшебными предметами, но Талиан чувствовал: если до этого момента тан Анлетти всё время отдалялся от него, то теперь стал ближе.

С чего бы это? Уж не потому ли, что оставленная в Кюльхейме часть войска терпит поражение и отступает?

Отсюда и тревога, и страх потери, и стыд. Всё сходится!

Талиан, наверное, целую вечность тупо пялился в потолок, ничего не видя перед собой и не слыша — все звуки заглушал стук разошедшегося сердца, — а затем нащупал в темноте пузырёк с фарьянкой и, сделав щедрый глоток, закашлялся.

Язык онемел от горечи, стал каким-то шершавым и неповоротливым, защипало глаза.

Ещё утром Талиан сомневался. Думал, может, всё обойдётся. Был же шанс, что он вытянет! Только чуда не случилось. Тревога за сестру, неурядица с объединением армий, танья Радэна с её проблемами, видение о тане Кериане и теперь вероятное поражение войска тана Анлетти — не слишком ли много для него одного?

Соврать главному лекарю нетрудно. Но как соврать себе самому?

Ясновидение — его дар и его проклятье — ночь за ночью подтачивало душевные силы. Каждый раз, стоило увидеть сестру мёртвой, Талиану словно нож вгоняли по рукоять в сердце.

Ни одной женщиной он не дорожил так сильно. Эвелина, Литана, Радэна — каждая по-своему была хороша. И придворная интриганка, и нахальная воительница, больше смахивающая на разбойницу, и простолюдинка, отмеченная магическим даром.

Но сестра у Талиана была одна, и её одну он никак не мог потерять.

Поэтому… как бы ему ни нравилось считаться лучшим мечником, как бы ни хотелось остаться своим парнем среди солдат, греться в лучах их поддержки и одобрения, но если Талиан действительно хотел победить в войне, должен был принять те обстоятельства, что он не воин, не свой парень и даже не их командир.

Он император.

Император, волки его раздери!

Значит, пришло время научиться сидеть в штабе и раздавать приказы. Ведь если он продолжит пить фарьянку, сражаться на передовой уже не сможет. А если не будет её пить…

Очередное кошмарное видение его просто-напросто доконает.

Весь следующий день войско дружно продрыхло. Ещё два за ним пронеслись незаметно, будто их и не было никогда. И только к пятому всё более-менее вошло в колею: Талиан свыкся с ежедневными заботами о малышке, поцелуями таньи Радэны и короткими беседами по вечерам с сением Брыгнем.

Пусть особого толка от этих встреч не было — за чашкой травяного отвара они обсуждали битвы прошлого, тактику и стратегию, — но уверенности в сделанном выборе немного прибавилось.

Не зря же тан Анлетти настоял, чтобы именно сений Брыгень отправился вместе с ним?