Осада Джотиса

— Кое-что знала, но, вряд ли, всё. Нэвии сами решают, чем поделиться, и чаще предпочитают вредничать, а не помогать. Наверное, вы не удивитесь, но… живые невероятно раздражают их тем, что ещё живы.

— Эхх… не везёт мне с девушками, — вздохнул Талиан, предваряя подробный рассказ о нэвиях, магическом даре или о чём она, там, собралась говорить, лишь бы не отвечать на заданный вопрос. — Третье предложение руки и сердца — и снова впустую.

— Но я же не отказалась!

— Но ведь и не согласились?

Танья Радэна заморгала часто-часто и едва заметно покраснела. Уголок её губ пару раз дёрнулся, давя на лице улыбку, но та всё равно пробилась сквозь маску невозмутимости.

— Если вы просите и просите меня искренне, — произнесла она тихо, почти торжественно, — то я согласна.

Ледяные пальцы легли ему в ладонь, подарив неуверенное прикосновение. Танья Радэна посмотрела на него и в этом взгляде отразилось всё: надежда и страх, желание и тоска, — будто она не держала его за руку, а тянула смертельный жребий.

Но слов, чтобы успокоить и ободрить танью Радэну, у него не было. Как не было и уверенности, что вскоре, познакомившись ближе, они не возненавидят друг друга уже по-настоящему.

Зато Талиан научился справляться с озябшими пальцами. Не спрашивая разрешения, он согрел их дыханием, поцеловал ладонь и закрыл глаза, прижав её руку к своей щеке.

В окутавшей тишине сердце размеренно отбивало удары. И это казалось странным, потому что живот прилип от волнения к спине и во рту пересохло.

Талиан привык к своему тотальному невезению. Смирился с ним, как смиряются с неизбежной жёсткостью неразношенных сандалий. Зюджес, Фариан… Девушки всегда выбирали не его. Но танья Радэна согласилась. Боги! Она взаправду согласилась стать его женой! Так вообще бывает?

— Когда вы отпустите мою руку?

Хотелось ответить: «Никогда», — но это прозвучало бы нелепо. Он ведь даже толком и не ухаживал за ней.

— Когда узнаю, в котором часу ждать вас завтра. — Не скрывая сожаления, Талиан выпустил её пальцы из рук и улыбнулся. — Вы ведь придёте?

— Непременно. Но сейчас, боюсь, вынуждена сбежать. Пока не победило искушение остаться, — ответила ему танья Радэна озорной улыбкой и подмигнула.

Настроение поднялось моментально.

Талиан проводил её взглядом, а затем зарылся лицом в подушку, впервые за последние месяцы засыпая окрылённым и практически счастливым.

Хоть что-то в его жизни начало налаживаться.

Но пробуждение оказалось не таким радужным.Талиан с криком вскочил на ноги и выставил клинок перед собой.

Знакомые предметы расплывались, мелко дрожало остриё, а мир продолжал двоиться, путая вместе явь и сон. Серые глаза — холодные, как сталь, и неукротимые, как первородное пламя — глядели прямо на него, выворачивая душу наизнанку.

Кериан был жив.

Он был жив!

Едва кошмар отпустил, Талиан рухнул на подогнувшихся ногах вниз. Клинок со звоном отлетел в сторону, шершавые сосновые доски оцарапали ладони.

Талиан смотрел на коричневый срез сучка на полу и пытался отдышаться. Вдох, медленный выдох, вдох. Но несмотря на все усилия, по спине продолжал течь ледяной пот, а руки — дрожать.

Перед глазами снова встала картина: Кериан, голый и целиком выпачканный в крови, ничком лежал на земле, волосы спутались в колтун, светлые ресницы едва заметно подрагивали...

Невероятные усилия потребовались альсальдцу, чтобы просто открыть глаза. Но он их открыл. Открыл!

Паника подобралась к самому горлу, встала твёрдым комом, не позволяя вдохнуть. В ушах застучало. Сосновые доски словно заволокло туманом — не видно ничего дальше собственного носа, — и, не в силах сопротивляться навалившейся слабости, Талиан рухнул на пол.

Новое видение захватило его целиком.

Кериан — ещё свежий, с небольшим числом кровоподтёков — висел на двух железных крюках, прошивших ладони насквозь, а гердеинские палачи, словно пожелавшие испытать на нём весь свой арсенал колюще-режущих инструментов, не отступали ни на шаг. Не давали ни минуты передышки.

Кериан не был трусом, но он кричал. Сначала хрипло и зло, давясь клокочущим в горле презрительным смехом. Позже надрывно, с тоской, а ещё позже — совсем тихо, беззвучно из-за порванных связок.

Вскоре кровь из многочисленных ран залила бледную кожу целиком.

Гердеинские палачи глумились и осыпали Кериана ругательствами, но тот их будто не слышал… Или не понимал чужого языка?

Зато Талиан… понимал прекрасно. Каждое слово жгло как удар хлыста. Бередило душу, поднимая из глубины исступлённую, звериную ярость. Он убьёт их всех! До последнего! Проткнёт клинком и рассмеётся, глядя, как кишки кровавым месивом упадут к его ногам.