Осада Джотиса

Пошатнувшись, Эвелина упала. Лишь в самый последний момент Талиан успел вернуться и её подхватить. Эвелина осталась цела, но он потерял самое главное — время.

— А я здесь причём?! — орала Агата. — В твоих бедах я не виновна!

— Своим отказом ты обрекла меня на смерть.

— Ленты целые, дурень!

— Что?

Зюджес отпустил её руку. Взгляды собравшихся устремились к лежащим на нижней перекладине шёлковым лентам — обе были по-прежнему целые.

— Я, кажется, говорил в самом начале, — произнёс одноглазый жрец, встав с колен, и одарил новобрачных суровым взглядом. — Важно не то, держите вы клинок или нет. Важно, чтобы ваши сердца желали одного и того же.

— Ты этого не знал! — возмутился Зюджес. — Ты сказал, что тебе искренне жаль!

— Человек полагает, Адризель располагает. Все вопросы и жалобы к нему.

С этими словами жрец глубокомысленно устремил указательный палец на золотую статую Адризеля, чем вызвал у Зюджеса отчётливый зубовный скрежет.

— И чего желали наши сердца? — спросила Агата надменно.

— Одного и того же, — ответил жрец с улыбкой. — Поздравляю! Ваше обручение состоялось. Однако мужем и женой вы станете после консумации брака на храмовом алтаре. Желаете приступить к этому прямо сейчас?

Агата вспыхнула, покраснев до корней волос. Её взгляд заметался по храмовой зале, наткнулся на лежащую в обмороке Эвелину и стал затравленным, как у перепуганного до смерти зверька.

Зажмурившись, Агата прижала руки к груди и мелко задрожала.

— И тебе не стыдно предлагать подобное? — Зюджес подобрал с полу валяющуюся куклу и всунул её Агате в руки, приобняв девушку за плечи. — Моя жена ещё ребёнок. Мы обязательно вернёмся позже. Когда она подрастёт.

— Мы, — беззвучно прошептала Агата одними губами. Её взгляд застыл, как у куклы, которую та сжимала в руках.

 — Ваши слова были услышаны.

Одноглазый жрец торжественно откланялся. Ему на смену пришёл господин Гимеон, и лишь с его появлением тяжесть, сковавшая тело, исчезла. Талиан смог свободно вдохнуть.

— Я предупреждал вас, мой император, что брачная церемония не терпит присутствия посторонних. Это дело сугубо личное и касается только двоих. Но вы же наста-а-аивали. 

После всех злоключений сегодняшнего дня слова господина Гимеона пролились на уши сладким бальзамом. Старик ворчал, но его ворчание было обыденным и родным.

— Да уж. Личное — не то слово! — фыркнул Демион, скрещивая руки на груди. — Зачем я только сюда пришёл?..

— Я… — Талиан взглянул на бесчувственную Эвелину и передумал. — Думаю, вы правы. Мы с невестой придём в храм одни. Завтра. А сегодня, пожалуй, всем будет лучше отдохнуть.

— Ваши слова были услышаны, — ответил господин Гимеон и расплылся в довольной улыбке. — Надеюсь за это время господин Зюджес успеет починить всё, что сломал.

— О не-е-ет!

— О да, юноша. Вы же не хотите обидеть Адризеля и лишиться его покровительства?

В словесную перепалку с жрецом втянулся Демион, но Талиан их больше не слушал. Он с удивлением рассматривал бледное лицо в обрамлении каштановых завитков: взгляд скользил от опущенных век с длинными пушистыми ресницами к приоткрытым губам — и обратно.

Талиан бросился назад бездумно. Сразу, как только уловил движение боковым зрением. Сердце ещё не успело защемить от страха, а он уже поймал голову Эвелины — та замерла на расстоянии ногтя от пола. 

Ещё бы чуть-чуть, и его невеста умерла или осталась дурочкой на всю жизнь.

«Неужели я и в самом деле её люблю?» — Талиан провёл когтем по бархатистой щеке, смахивая прилипшую ресничку. Он жил в уверенности, что женится если не по расчёту, то точно не по любви: слишком много обстоятельств повлияло на его решение. Но сегодня перед ним встал выбор между жизнью лучшего друга, ближе которого никого не было, и жизнью Эвелины.

И он выбрал. Всем сердцем.