Страница 26 из 51
«Чтобы служила верой и правдой многие годы и никогда не ломалась» мысленно добавляю я с горькой самоиронией. Пузырьки щекочут нос. На первое шеф-повар уготовил нам фаршированные цветки кабачка и еще какие-то замысловатые антипасти, состав которых сразу определить не удается. Я жую с аппетитом изголодавшегося узника, попутно рассматривая подбородок моего спонсора. Судя по пробивающимся седеющим волоскам этому благодетелю точно за сорок, а скорее даже ближе к пятидесяти. У меня в голове струится целый рой вопросов, но отважиться выпустить на волю хотя бы один я пока не решаюсь.
— Тебе очень идет это платье, – замечает между тем мужчина, элегантно отправляя в рот желто-оранжевый лепесток.
Он так общается со мной, будто у нас нормальное человеческое свидание, а не пошлая оплаченная вперед случка.
— Спасибо.
Допив бокал, я все-таки осмеливаюсь проявить любопытство.
— Почему я? – шепчу я неожиданно осипшим голосом.
Его нижняя губа улыбается. Верхняя, должно быть, тоже. Он пожимает плечами.
— Ты не такая как все. В тебе есть что-то особенное. Что-то настоящее.
— Но в прошлый раз…
— Прошлый раз это была проверка. Я должен был быть уверен, что ты именно такая, какой я тебя себе представлял.
Проверка? Это мерзкое «становись на колени» было проверкой? Встану или не встану? Сохранила частичку гордости или успела превратиться в половую тряпку? Миленький безобидный тест, после которого жизнь окончательно мне опротивела.
— А церковь? Музей?
— Тоже. Я хотел понять, способна ли ты чувствовать и переживать.
— Может, эффективнее было бы руку в кипящую кастрюлю засунуть? – не выдерживаю я.
Почему эти люди решили, что имеют права колоть меня иголками как тряпичную куклу Вуду и наблюдать за результатом? Я им, что красноглазая подопытная мышь?
— Знаешь, я… – он заминается, подыскивая подходящий глагол, и в итоге останавливает выбор на сильно завуалированном эвфемизме, – встречался со многими девушками. Все они воспринимали секс со мной как принудительную обязанность. Некоторые старались понравиться, некоторые изображали отвращение, иные притворялись мертвыми или исходили слезами. И только в тебе я встретил ответный порыв. Несмотря на обстоятельства, ты отнеслась ко мне как к понравившемуся мужчине, а не навязанному любовнику.
Мне вспоминается тот мой неуместный поцелуй. Оказывается, именно ему я обязана сегодняшним ужином при свечах.
— А зачем… «встречаться» с «такими» женщинами, если они не… отвечают вашим требованиям? – окончательно забыв наказ не перебарщивать с вопросами, продолжаю допытываться я.
Мне вспоминается заученный на уроке английского стишок. Friends are like melons. Do you want to know why? To find one good you have one thousand to try[23]. С какой целью Черная Маска пробует все подряд дыни, то есть новоприбывших жриц любви? Неужели под маской все-таки кроется чудовище, которое при обычных обстоятельствах ни одна нормальная девушка чмокнуть в щеку не решится?
— Ты испытывала когда-нибудь настоящую страсть? – вместо ответа возвращает мне вопрос любитель опытов над людьми.
— Угу, – киваю головой я.
Как же, как же. С Фредериком. На кухонном столе. Тарелки летели во все стороны, и на потолке мне виделось звездное небо.
— Страсть первой близости, – уточняет он.
Я опять киваю.
— И что произошло дальше?
Дальше мы собирали осколки, хохотали и целовались.
— Куда она делась потом?
Действительно куда? Не то, чтобы она совсем ушла, громко хлопнув дверью. Она осталась, но из необузданной и горячей превратилась в уютную и домашнюю, впряглась в упряжку совместного быта и поплелась потихоньку вперед по серым будням.
— Первый раз он неповторим. Вот в чем беда. Как не старайся, ты не вернешь это волшебное ощущение первооткрывателя, когда твои глаза впервые встречают ее наготу. Не вернешь эту зовущую непредсказуемость, восторг завоевания, яркость восприятия. Все, что следует далее лишь бледная копия первого впечатления. И чем дальше, тем бледнее.
— Тогда зачем платить за… за бледную копию? – шампанское бьет пузырьками в нос, разукрашивая и без того невероятную реальность разноцветными фейерверками.
Теоретик любви отвечает не сразу, занятый распределением поджаристых рыбных деликатесов по тарелкам. Сие блюдо, как я узнаю позже, итальянцы величают fritto misto.
— Я уже сказал тебе. В тебе есть нечто привлекательное. Мне захотелось продлить наше общение. И потом…, – он выдерживает паузу, медленно пережевывая золотистое колечко кальмара, – мне стало тебя жаль.
Я закашливаюсь, подавившись какой-то костлявой рыбиной. Он пожалел меня. Наивную дурочку, которая благодарно целует незнакомого мужчину после вынужденного секса. Сентиментальную квашню, которая, будучи неверующей, рыдает при виде иконы Божьей матери. Непоследовательную ослицу, которая не терпит грубости, зато при ласковом обращении готова растечься по полу. Скажите, жалость унижает. Возможно, при других обстоятельствах я бы взъерепенилась и бросилась бы защищать свое неприкасаемое достоинство. Но за последнее время это достоинство так истоптали и истрепали, что очередного пинка в бок оно даже не замечает.
— В любом случае мое решение не окончательное. Я предоставляю тебе право отказаться, – глаголет тем временем сердобольный, – Условия моего предложения таковы: я оплачиваю тебе квартиру, плюс перевожу каждый месяц на твой счет 5000 евро. С твоей стороны требуется поддерживать мой интерес к себе. Как только я почувствую, что наши отношения переросли в рутину, я посчитаю себя вправе расторгнуть договор. Чтобы этого не произошло как можно дольше, нам лучше оставаться друг для друга инкогнито. Я не хочу, чтобы ты видела мое лицо, чтобы знала обо мне больше того, что знаешь сейчас. Никаких личных вопросов. Со своей стороны так же не желаю знать ни твоего возраста, ни национальности, ни профессии. Ничего такого, что могло бы связать нас, стимулируя развитие привычки. Меня интересует только секс, ничего больше.