Страница 50 из 53
И вот однажды Людмила злобно выкрикнула «Чёрт возьми!»
Мы прямо вздрогнули.
- А что случилось?
- Никогда зря торопиться не надо – вот что, - уже спокойно сказала она. – Пока я вам фокусы показывала, напортачила.
- Где?
- Да вот!
Мы подошли к барабану и… ничего не увидели.
- Да где же?
- Вот. Этот узел. Он лёг в другую сторону.
Мы воззрились на Людмилу, как будто впервые усомнились в её разумности. Узел, может, и был кривым, но это совершенно не было заметно! Он находился с краю от крупного цветка и всего на долю миллиметра сжимал гармонию кружевного пространства.
- Придётся распускать.
- Нет! Да вы что! Вы же столько сделали! Не надо.
- Надо.
- Не заметно же совсем.
- Вам не заметно.
И я решилась.
- Скажите, а это вы тоже на продажу плетёте?
- Да, наверное. Пока не решила.
- Но никто же не заметит. Ведь это… целая неделя.
- Больше. Но это ничего, и хуже бывает. Другие, может, тоже не увидят. Я увижу. Это неприятно, но придётся распускать.
И до самой весны, в течение ещё четырёх или пяти занятий Людмила распускала свои неудавшиеся кружева, чтобы потом снова застучать сухими дробными коклюшками.
Это было грустно. Но это было и здорово.
Потому что было это – на всю жизнь.
На восьмое марта мы дарили подарки учителям, а на Людмилу класс не скинулся – она ведь вела дополнительные занятия. И тогда мы решили отправиться к ней в гости и подарить коробку конфет. Наш поступок был не таким уж и чисто-благородным. Это был повод повидать чудесного Глеба. И вот втроём, замирая от волнения, мы ехали на трескучем лифте на восьмой этаж, препираясь – кто скажет первый и кому нажимать звонок.
Звонок заверещал. За дверью зашоркали чьи-то тапки. И в дверях возник тонкий светловолосый подросток.
Мы стояли как дуры и молчали.
Глеб нас не вдохновил. Он был обыкновенный. И на нём был женский фартук. Так и стоял – в фартуке и в тапках, не подозревая, что разрушает наши девичьи мечты.
- Вы, наверное, к маме. А её нет. Да проходите вы! Это я, если что, пирог пеку. Хотел.. это… на восьмое марта. С самого утра вожусь. Сметаны извёл – жуть. Никак не получается крем… какой надо.
И он улыбнулся – мило и бесхитростно. Прямо как его мать.
- А какой надо? – спросила я, хотя даже блины печь не умела.
- Лёгкий, взбитый, и чтоб пузырьки не таяли.
- Дашь попробовать неудачный?
- Да конечно! Вон его сколько.
- Классный крем, - оценили мы, облизывая пальцы у порога – в дом зайти так и не посмели. – Чего же тебе ещё не хватает?
Глеб смущённо мялся.
Но мы догадались сами. Мама его была – Людмила. Та, что ради несовершенства узелка, не задумываясь, потратила неделю.