Страница 49 из 53
Занятия вела очень милая женщина. Мы так часто называли её между собой просто Людмилой, что отчество память попросту не сохранила. И она была похожа на своё имя. Думаю, если бы героиня «Руслана и Людмилы» дожила бы лет примерно до сорока, она бы выглядела именно так – стройная, высокая, бледная, с красиво уложенными светлыми волосами и с большими серыми глазами, подведёнными чёрным карандашом. Людмила была тиха и терпелива. Она по десять раз спокойно объясняла одно и то же, а если девочка была такой дремучей, что и с десятого раза не понимала, садилась и делала работу вместе с ней. И никто не стучал пальцами по клавишам!
Дела у нас шли хорошо. Мы учились вязать узелки и шишечки. А заодно все перезнакомились. Люди открывались с другой стороны. Атмосфера для этого была самая располагающая. В углу стоял магнитофон. Иногда мы приносили свои кассеты, но чаще музыку включала сама учительница. И между шишечками и узелками мы послушали Грига, Прокофьева и народные песни разных стран. Людмила тоже разговаривала с нами. Чаще всего она рассказывала о своём сыне Глебе. Мы прямо прониклись заочным великолепием этого славного отрока, и тайно мечтали посмотреть на него хотя бы издали.
Определённой программы не было. Освоив азы, каждый делал то, что хотел. Первым крупным моим произведением стала огромная вязаная сова. Сплести её было делом муторным и требующим недюжинной силы. Верёвки были грубыми, стягивались тяжело и никак не хотели ложиться ровно. Когда в пятнадцатый раз птица получилась кривой, я психанула.
- Что случилось? – спросила Людмила.
- Не получается! Я лучше что попроще.
- А это бросишь?
- У меня руки все в мозолях!
- Действительно, - она перевернула мои руки и будто невзначай коснулась своими пальцами. Меня передёрнуло. Пальцы нежной Людмилы были твёрдыми - будто каменными.
- Почему так? – спросила я.
- Это от коклюшек.
Я уставилась непонимающе.
- А, это я знаю, - вмешалась знакомая девочка. – Это бочоночки такие - кружева плести. Вы и так умеете?
- Умею. Я даже их продаю. Хотите покажу?
Разумеется, мы хотели. И Людмила, как Царевна-Лягушка, взмахнула рукой, и из сумки вылетела необыкновенная, воздушная, морозная шаль. Мы ахнули и восхитились. Каждая девочка хотела потрогать это нежное чудо. Неужели это можно сделать руками – вот этими длинными каменными пальцами с огрубелой кожей на подушечках.
- А сколько стоит?
- А узор вы сами придумали?
- А сколько времени ушло?
- Полгода.
Мы рты раскрыл. Полгода!
- Это ещё быстро. Иногда уходит года три.
И тут мне стало невыносимо стыдно.
На следующий урок Людмила принесла объёмную сумку, вынула мягкий барабан, закрепила булавки... и коклюшки застучали. Их было больше сотни, и мы только диву давались, как они мельтешат в тонких пальцах, как не путаются. И как невыносимо медленно создаётся тончайшее кружево.
- Здорово!
- Так быстро!
- А можете ещё быстрее?
Людмила улыбнулась. Пальцы заметались быстрее.
- Ух ты! А ещё?
Коклюшки бились в ритме лихого рила, за ногтями невозможно было уследить.
- Ещё! – кричали мы.
Лицо Людмилы стало розовым и хулиганским. От смирной тихони не осталось и следа. Она смотрела на нас, а не на изделие - как будто ей и дела не было до того, что творится на барабане. Она улыбалась смело и нахально…
Надрывался магнитофон.
- Ещё!!!
И пальцы, эти тонкие каменные пальцы цепко и молниеносно орудовали деревянными бочоночками. Уже казалось – это такое колдовство, и они сами летают, они стали разумны, и ещё чуть-чуть – и вырвутся эти деревяшки из человеческих рук, и улетят со стуком в распахнутую дверь…
И, заворожённые мастерством, мы кричали и прыгали вокруг – восхищённые, поражённые, увидавшие чудо.
- Хватит, - сказала Людмила.
Коклюшки бессильно повисли. Мы выдохнули.
Я сжала зубы и доплела-таки несчастную сову. По сравнению с кружевами мастерицы это была наскальная надпись неандертальца, но я не жалела, что повелась на такой детский проект.
Наконец, когда всё было готово, Людмила, вместо того, чтобы похвалить, вдруг вынесла сову на суд людской. Такой подлости от неё я никак не ожидала.
- Давайте посмотрим внимательно. Все вместе. Может, чего-то не хватает.
- Да не, всё нормально.
- Вообще класс!
- Может, только глаза.
- Ага, глаза… чего-то не хватает.
Сова и правда была какая-то прищуренная, но это казалось незначительным.
- И что делать?
- Думать. Всем думать.
И тогда ради моей разнесчастной совы весь класс забросил работу, и каждый предлагал свои идеи, как сделать плетёную птицу живой и выразительной. Целый урок! И это было удивительно. Мы все были шестиклассниками, все считали себя взрослыми, но глаза чужой совы оказались важны.
Сова получилась замечательной. Но не это было главным. Именно с этих пор мы стали помогать друг другу. Серьёзно. Может, для кого-то это и было обычным делом, но не для нас.